Однако в этот раз стол устелен вырезками. Множеством вырезок из разных журналов: «Обозреватель Уимбурна», «Пенни в иллюстрациях», «Утренняя хроника», «Время поэтов» и другие. В одной из вырезок я узнаю рецензию Филверела и Луриса, которая стала ударом для брата месяц назад. Но остальные?
Я просматриваю их одну за другой и совсем падаю духом. Похоже, рецензия Филверела и Луриса была единственным положительным отзывом на рассказ Оскара. А вырезок так много! Слова и фразы прыгают с дешевой типографской бумаги, впиваясь в глаза:
«Бесплодная попытка подражать величайшему таланту».
«Неоригинально».
«Подача интересна, но убита посредственными идеями».
«Слабое исполнение».
Но и это не самое худшее. Самое ужасное – имя, всплывающее в каждом из этих отзывов.
«Эдгар Дарлингтон».
«Эдгар Дарлингтон».
«Эдгар Дарлингтон».
Вновь и вновь, без конца. Имя брата, противопоставляемое имени отца. Талант ученика, сравниваемый с талантом учителя.
Я опускаюсь на постель Оскара. Руки, держащие вырезки, дрожат. Глаза застилают слезы. Я запрокидываю голову и смотрю в потолок, пытаясь сглотнуть вставший поперек горла ком. Не хочу, чтобы брат увидел меня такой, если вдруг сейчас вернется.
Ноздри улавливают странный запах, и я хмуро принюхиваюсь.
Я знаю, где брат.
Вскочив, я подхожу к окну, распахиваю его и выбрасываю на улицу скомканные вырезки. Пусть гниют в сточной канаве, где им и место!
Я закрываю окно и защелкиваю задвижку. Затем спешно спускаюсь на первый этаж и пересекаю гостиную с кухней, следуя к узкой двери со сломанной щеколдой и выбитыми панелями в задней части дома.
Я медленно толкаю ее.
В ноздри бьет знакомая вонь плесени, гнили и холода. Волной накрывают воспоминания. О том, как я сидела на этих ступеньках, на границе между тьмой внизу и светом по другую сторону двери. О том, как сжимала в руках дрожащего брата. О том, как я ждала, надеялась и молилась, чтобы мама спустилась и выпустила нас. Поскорее, поскорее, поскорее…
Я целую минуту стою с закрытыми глазами в ожидании, когда меня перестанет мутить. Потом очень тихо зову:
– Оскар?
Внизу раздается шорох. Слишком громкий для мыши.
Закусив губу, открываю дверь шире, впуская в подвал как можно больше света. Шаг за шагом спускаюсь вниз. Под ногами зловеще скрипят ступеньки.
– Оскар, я знаю, что ты там. Выйди ко мне, дорогой? Пожалуйста!
– Уходи, Клара.
Замираю.
Я напрягала слух, ожидая услышать голос маленького мальчика. И почему-то совершенно не ожидала услышать голос мужчины. Низкий, грубый. Надломленный.
По позвоночнику пробегает дрожь.
– Это Оскар, – шепчу я себе. – Просто Оскар.
Это не… не отец.
Отец мертв. Его больше нет.
Он не может быть там, внизу, в темноте. Уже нет.
Выровняв дыхание, продолжаю спуск. Сойдя с последней ступеньки, останавливаюсь и даю глазам привыкнуть к мраку. Спустя какое-то время наконец вижу сгорбленную фигуру, вжимающуюся в кирпичную стену напротив. Брат подтянул ноги к груди и зарылся лицом в колени. Но он не лежит ничком. Он жив.
– Оскар, – выдыхаю я. Опустив голову, чтобы не задеть потолок, пересекаю разделяющее нас пространство. – Оскар, что ты там делаешь?
– А что, по-твоему, я делаю? – Голос брата – низкое рычание. – Я там, где мне место. Теперь я это понимаю. Давно следовало понять. Я там, где мне место. Во тьме и в грязи.
Я с трудом сглатываю. Присев рядом на корточки, касаюсь ладони брата. Он такой холодный.
– Пожалуйста, дорогой. Пожалуйста, выходи. Давай я приготовлю что-нибудь поесть? Ты, наверное, проголодался.
Он медленно поднимает тяжелую голову. Его глаза блестят в льющемся от двери свете, в радужке кружит тусклая зелень.
– Я думал, ты не вернешься.
Из груди рвется всхлип, и я давлю его, задержав дыхание. Как я могла поступить так с ним? Как позволила себе настолько увязнуть в делах Веспры, в своих собственных глупых заботах, что потеряла счет дням? Как могла столько времени думать о маленьких троллятах, которые даже мне не родные, когда тот, за кого я действительно отвечаю, был здесь и страдал в одиночестве?
– Я всегда возвращаюсь, Оскар, – сжимаю я его ладонь. – Ты ведь знаешь это.
Он вглядывается в меня долго и пристально, странно вращая глазами.
– Я никогда не освобожусь от него, Клара, – шепчет брат. – Он всегда здесь. В моей голове. Все это знают. Все. Мне никуда не деться от его тени. – Оскар со стоном утыкается лицом в колени. – Неужели никому меня не спасти?
К горлу подступает желчь.
– Я спасу тебя, Оскар. Спасу!
– Не сможешь, – качает он головой. – Ты в ловушке той же тьмы, что и я.
– Тогда мы спасем друг друга.
– Как? – спрашивает Оскар жалобным слабым голосом, и я снова вижу в нем своего маленького братишку. Милого. Невинного. Измученного.
Я сажусь рядом с ним, прислоняясь спиной к холодной стене. Обвиваю его рукой, укладываю его голову на свое плечо и прижимаюсь щекой к растрепанным локонам. У меня нет ни слов утешения, ни слов, способных облегчить его боль. Я не могу подарить ему успокоение. Он знает, что я понимаю его, но этого, конечно же, недостаточно.
Я начинаю укачивать его, баюкая тихим напевным голосом:
– Давным-давно жили-были сестра и ее маленький брат. Брат был очень храбрым. Они оба были очень храбрыми, если были вместе. Однажды мама сказала им: «Вы должны отправиться в Темный лес, мои дети. Ваш отец болен, и только вы можете найти лекарство от его болезни. Но чтобы выжить в этом путешествии, вы должны быть сильными, смелыми и верными друг другу».
Оскар издает душераздирающий всхлип. Поворачивается, обвивает руками мою шею и сотрясается от рыданий. У меня срывается голос, и я замолкаю. Я просто обнимаю его в темноте долгое-предолгое время.
Глава 23
– Клара?
Я вздрагиваю от донесшегося сверху голоса и, поерзав, издаю слабый стон. Я все еще сижу в угольном погребе. Оскар тихо похрапывает, положив голову на мои колени. Должно быть, я тоже задремала.
– Клара? Оскар?
Это Дэнни. Я морщусь. Не знаю почему, но в глубине души я надеялась, что в это возвращение домой мы с ним не повстречаемся. Жизнь у меня, конечно, насыщенная, но не настолько, чтобы я забыла о разделенном с ним поцелуе… Ох. Такое ощущение, что он случился вечность назад! Не забыла я и то, с какой пылкостью Дэнни говорил об освобождении меня от долговых Обязательств.
Как бы то ни было, отказаться от его помощи сейчас я не могу.