– Мар! Мар-мар-мар!
Я охаю, сбитая с ног лавиной маленьких твердокаменных тел. С громким шлепком падаю на пол и защищаю лицо руками от громогласно кричащих, тычущих и щиплющих меня троллят.
Набрав полную грудь воздуха, рявкаю:
– Тихо!
И добиваюсь мгновенного эффекта. Дети спрыгивают на пол и смотрят на меня обожающими глазенками. Я сажусь. Выбившиеся из пучка волосы падают на лицо. Я внимательно рассматриваю троллят одного за другим: Дига, Хара, Калькса и маленькую Сис. Трех мальчиков, словно высеченных из камня неумелой рукой, и их сестренку – изящное создание неземной красоты, ради одного взгляда на которую поэты бы отдали жизнь. И вся эта четверка сияет улыбками и многогранными зубками.
Как не улыбнуться в ответ?
Я хватаю мальчонку перед собой и крепко-крепко обнимаю. Остальные протестующе кричат и бросаются ко мне, желая получить свою долю ласки. Я пытаюсь обнять их всех разом, покрываю поцелуями твердые маленькие головы и вытираю слезы с нежных бледных щек Сис.
– Что вы здесь делаете? – спрашиваю тихо. – Как попали сюда? Разве вокруг моей комнаты нет защитных заклинаний?
– Нет заклинаний! – урча от восторга, восклицает Диг. – Диг вернуться проверить, и нет заклинаний! Он приводить ортоларок! Мы приходить к мар!
– Мар! Мар-мар! – снова заводят они свою песню, да так громко, что она эхом разносится по каменному коридору.
Я почти жду появления капитана Кхас или ее солдат, которые примчатся и утащат детей. Однако никто не приходит. Даже Лир не является с недовольным лицом.
Защита снята? Я качаю головой, не понимая, как это воспринимать. Принц ясно дал понять, что троллят в моей комнате не будет. Он сам снял защитные заклинания? Не может такого быть. Наверное, в его отсутствие магические чары ослабли. А значит, по возвращении он сразу отправит троллят обратно.
Я прижимаю к себе всех четверых малышей. Они льнут ко мне, пачкая мое платье грязью, неприятно пропахшие Нижним городом. Мне плевать. Я закрываю глаза и прислоняюсь щекой к макушке Калькса, покоящейся на моем плече. На этот раз я их не отдам. До возвращения принца найду способ оставить детей у себя. Клянусь.
Глава 21
Лир обнаруживает у меня в комнате троллят только утром.
Я специально встаю до прихода служанки. Выскользнув из своей внезапно ставшей тесной кровати, набрасываю на плечи халат, сажусь за столик у окна и жду, когда откроется дверь и появится Лир.
Проведя ночь в размышлениях, я почти не сомкнула глаз. Вспомнила все, что узнала о троллях и их отношении к своим сиротам. Я не хочу, чтобы троллята страдали так же, как страдала Лир. Но также не хочу отправлять их обратно в шахты. Должен же быть какой-то способ умилостивить хрорарков и оставить себе детей. Обдумав проблему с разных сторон, я, кажется, нашла выход. Но необходимо переговорить с Лир.
Мне недолго приходится ее ждать. Вскоре она приходит с огромным подносом в руке. И останавливается, переступив порог комнаты. Глаза ее расширяются, ноздри раздуваются. Взгляд мечется с четырех сопящих на моей постели комочков на меня. Она ни слова не произносит, но от нее волнами исходит неодобрение.
– Выслушай меня, пожалуйста, Лир. – Я говорю тихо, чтобы не разбудить детей.
Она прикрывает дверь и, подойдя к столу, ставит поднос с грохотом, выражающим ее чувства больше всяких слов. Затем отступает, скрещивает руки на груди и прожигает меня взглядом.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – терпеливо продолжаю я. – Знаю, что тебя беспокоит то, как к этим малышам будут относиться, если я оставлю их себе.
– Они потеряют Вагунгад. Они будут изгоями. Вечно.
– Если их примет другой тролль, – замечаю я. – Таким образом он выкажет недоверие богу Первозданной Тьмы. Но что, если их примет не тролль?
Лир сужает глаза. Она выглядит озадаченной, но заинтересованной.
– Твоя семья – не тролли, – указываю я. – И при твоем усыновлении хрорарки не восстали и не штурмовали дворец.
– Это так, – соглашается Лир. – Тем не менее я потеряла Вагунгад.
– Уверена? Ты говорила с кем-то, кто это подтвердил?
– Вы о… гранкан-умогах? О жрецах Первозданной Тьмы?
– Да, о них.
– Нет, – приходится признать Лир. – Я никогда не видела ни одного из них. Я потеряла Вагунгад. Изгоям нельзя приближаться к жрецам.
– Но как ты можешь быть уверена в том, что выпала из священного цикла, если это не подтверждено жрецами?
Лир открывает рот. Закрывает его. Хмурится.
– Я не тролль, – медленно произношу я, осторожно ступая на неизведанную территорию, – поэтому не включена в ваш священный цикл. Я не могу быть ни в нем, ни вне его, понимаешь?
Лир поводит головой, не кивая, но и не качая ею.
– И если я не могу быть ни в нем, ни вне его, то не могу оскорбить бога Первозданной Тьмы.
– Возможно.
– В таком случае, что, если я сама обращусь к жрецам Первозданной Тьмы? Могу же я приблизиться к ним, если ничем не оскорбила их бога?
Лир неохотно кивает:
– Возможно.
– То есть, я могу обратиться к ним за разрешением позаботиться о детях. И если они дадут мне на то разрешение, то это будет знаком хрораркам, что бог Первозданной Тьмы нашел другой способ заботы о своих осиротевших детях. Кто они такие, чтобы спорить с решением бога?
Я совершенно не понимаю, что чувствует Лир. Она столь эмоциональна, что красивое лицо всегда выдает ее чувства. Но сейчас эмоции мелькают на нем одно за другим: смятение, осознание, заинтересованность, растерянность, боль, надежда и клубок из разных чувств.
Наконец она говорит:
– Не думаю, что жрецы дадут разрешение.
Киваю, признавая это.
– Но спросить-то можно?
Лир обдумывает мои слова. Интересно, учитывает ли она возможные последствия для себя: удастся ли такой обходной путь применить и к ней?
– Вагунгад сейчас в глубине цикла, – прерывает она задумчивое молчание.
– Да? – Я жду продолжения. Не дожидаюсь. – Что это значит?
– Это значит, что жрецы ушли в глубокое уединение и находятся в состоянии джор. Очень близком к каменному.
– Неодушевленное? – догадываюсь я.
Она кивает, хотя я не уверена, что это слово ей знакомо.
– Они не могут никого принять, находясь в этом состоянии. Но… – Лир на пару секунд замолкает, явно обдумывая, говорить мне это или нет. – Когда цикл завершится, я отведу вас в Обитель Граканак. Однако