Лир подносит к моим губам чашку с водой, и я благодарно выпиваю ее. В воде что-то подмешано, поскольку я чувствую вдруг неожиданную легкость в теле и прилив энергии. Приободрившись, ловлю взгляд служанки.
– Что будет с детьми? Они не пострадают? Их не накажут?
– Накажут? Нет! – Лир лихорадочно мотает головой. – Ни один тролль, даже хрорарк, не причинит вреда ребенку Первозданной Тьмы. Сиротам не помогают, но и никогда не вредят им.
Я чувствую во рту горький привкус желчи.
– По-твоему, работа в шахте никак детям не вредит?
Лир сочувствующе смотрит на меня, похлопывая по колену.
– Вы забываете, госпожа, что тролли рождены для земных глубин. С теологической точки зрения чем глубже тролли спускаются, тем счастливее становятся.
– С теологической точки зрения возможно. А с практической? – поднимаю я брови. – Давай поговорим начистоту, Лир. В верхних частях города живет полным-полно троллей. И дети продолжают приходить ко мне, продолжают просить, чтобы я усыновила их. Если бы они были счастливы в своей Первозданной Тьме, то зачем бы искали дом во дворце?
Лир явно не по себе. Она взбалтывает остатки жидкости в чашке.
– То, что тролли должны хотеть, не всегда является тем, чего они в действительности хотят, – медленно признает она.
Я жду возможного продолжения, но Лир молчит. Тогда я с печальной улыбкой беру ее ладонь в свою.
– Полагаю, то же самое и у людей. Но, знаешь, я не сдамся. Я верю, что не просто так дети выбрали меня своей мамой. Верю, что смогу помочь им, смогу принять их так же, как тебя приняла твоя семья. Я понимаю, что, возможно, это лишит их вашего во… ва…
– Вагунгада, – подсказывает Лир.
– Да, его. Возможно, я выведу их из… вашего священного цикла. Но они войдут в другой цикл. Цикл, из которого невозможно выпасть. Цикл, в котором у них всегда будет дом, несмотря ни на что. – Я ловлю и удерживаю взгляд Лир. – И я верю, что Ламруил будет смотреть на них с улыбкой.
Лир опускает глаза, задумчиво хмуря брови. Она не выглядит убежденной, но по ее щеке катится слеза. Хлюпнув носом, она поднимает лицо и гладит меня по голове.
– Вы, люди, так запросто меняете цвет! – Кончики ее пальцев осторожно проходятся по моему лбу.
Я морщусь от неожиданной боли. На лбу, должно быть, приличный синяк.
– Все так плохо?
– Было хуже. Не волнуйтесь, госпожа! Я нанесла на синяк сок маалика. Отдохнете пару часиков и будете как новенькая: кожа примет нормальный оттенок, и у вас останется еще достаточно времени.
Я киваю и по настоянию Лир откидываюсь на подушки, позволяя ей вернуть мне на лоб охлаждающую материю. Однако спустя несколько минут хмуро приоткрываю глаз.
– Достаточно времени для чего?
– Чтобы подготовиться к ужину.
– К какому ужину?
Лир наклоняет голову набок и делает удивленный вид. Я уверена, что она именно притворяется удивленной.
– К ужину с принцем.
Я сажусь так поспешно, что комната опять кружится перед глазами и мне становится дурно. У меня вырывается тихий стон, и я, согнувшись, смыкаю веки. На миг я ощущаю силу рук принца, поднимающего меня с мостовой. Воспоминание? Сон? Точно не сон. Так что же, я на самом деле потеряла сознание посреди улицы и он отнес меня во дворец, как мешок картошки? И потрясающая фейри со светящейся кожей взирала на это?
Покачав головой, смотрю на Лир.
– Уверена, это какая-то ошибка. Принц не может ужинать со мной. Он… У него гостья.
– Да, – изгибает губы Лир. – Принцесса Илюзин.
Принцесса? Конечно! Конечно принцесса. Такое удивительное создание не может быть кем-то иным. Я напрягаю мозги, пытаясь вспомнить то малое, что знаю об эледрианских дворах и семьях. Илюзин, наверное, из Дневного двора Солиры. Я видела членов этого двора раньше – великолепных ангельских существ, посещавших короля Лодирхала в Аурелисе. Ими правит королева Иммьянта, известная тем, что у нее двенадцать дочерей, одна другой прекраснее.
Странно. Фейри Дневного двора считают себя лучше и превыше всех остальных, включая фейри Рассветного двора. Вот уж не подумала бы, что принцесса Солиры проявит интерес к опальному и лишенному престола принцу Обреченного города. Закрыв глаза, я вновь вижу, как она хватает его за рубашку, притягивает к себе и целует в губы. Принцесса Илюзин определенно не просто проявляет интерес.
Я сглатываю. В пересохшем горле першит.
– Да, принцесса Илюзин. Вряд ли принц захочет, чтобы его беспокоили в присутствии дорогой гостьи.
Лир фыркает.
– Не мне решать, кого принцу выбирать себе в компанию. – Она красноречиво смотрит на меня. – Сегодня он выбрал вас. Поэтому вы должны выглядеть достойно.
Достойно? Если ужинать предстоит в компании Илюзин, то совершенно не важно, буду я выглядеть достойно или нет. Я совершенно уверена: Илюзин будет выглядеть сногсшибательной, даже если не окутает себя чарами с ног до головы, как любая другая эледрианская принцесса.
Последнее, что мне сейчас нужно, – ужин с нею и принцем.
– Не беспокойтесь ни о чем, госпожа. – Лир вытирает мой лоб прохладной тканью. – Используйте ужин себе во благо. А я наряжу вас как следует. Доверьтесь своей Лир.
Я вздыхаю.
– Делай со мной, что пожелаешь. Похоже, выбора у меня нет.
Едва ли имеет значение, как меня Лир одела, как уложила мне волосы и как накрасила меня. Она, без сомнения, постаралась на славу. И надо отдать ей должное, работу свою Лир выполняет прекрасно. На мне изумительное платье, сшитое идеально по фигуре, безупречно подчеркивающее цвет моей кожи. Я такие никогда в жизни не носила. И никогда в жизни мне не делали столь замысловатой прически: каждый локон и каждая косичка переплетены и закреплены изящными заколками и булавками с драгоценными камнями. Но все это не имеет значения.
Стоит мне выйти на балкон с обеденным столом, стоит увидеть принцессу Илюзин, которая опирается на выступающую над городом дальнюю балюстраду[7], как я понимаю, насколько она затмевает меня своей красотой. Ее великолепие не передать словами. Золотое платье струится с ее плеч и озерцом растекается возле ног. Оно так близко по оттенку к ее сияющей коже, что поначалу кажется, будто принцесса обнажена. Но нет… нагой она бы не была столь невыносимо чувственна, как в этом облегающем платье. А принцесса умеет его носить. Умеет быть неотразимой в нем как в