Маньякой 2 - Константин Владимирович Ежов. Страница 9

голос сорвался.

- Кончились патроны! – бросил Шестой.

В общем, чхал он на мой приказ. Но и у меня – та же картина. Индикаторы гасли, автоматы — мёртвые. Заряды отработаны. Всё, что осталось – нож. Стандартный, пехотный. Ничего особенного. И вес. В теле. В руках. В шее.

- Врукопашную? – спросил он, и на секунду в голосе мелькнуло что-то человеческое.

Что тут ответить? Посмотрел на своих противников. Они уже перестроились, стали расходиться, прикрывая друг другу фланги. Один опустился ниже, второй зашёл чуть сзади, третий – держал нас в фокусе.

– Идём.

Больше не было слов. Мы бросились вперёд, как в шторм. Малюсенький такой…. Каждый удар был рефлексом. Пластина о пластину, резкий визг стали, ломкий скрежет по шлему. Первый противник оказался ближе, чем рассчитывал – пропустил его выпадающий удар, клинок скользнул по боковому креплению и выбил из руки нож.

Рванулся вперёд, сбив его корпусом, и врезал – кулаком, коленом, плечом. Он ответил тем же. Не терял равновесия. Удар в грудь – отступил на шаг. Второй сразу подался на помощь. Но Шестой поднырнул, вцепился тому в ноги и сбил. Тут же прыгнул, ударил по горлу первого. Не пробил, но успел вжать в шлем перочинный аварийный клинок, что был у меня за голеностопом. Рывок – и шлем дал трещину.

Противник отшатнулся. Упал. Сразу же набросился, колотя всем, что было. Пока не замер. Не шевелился.

- Один! – крикнул или скорее прохрипел.

Первый удар – Шестому по корпусу. Он поймал клинок плечом, вывернулся, вставил свой нож между пластинами врага – и вдавил по самую рукоять. Крови не было. Только искры. И трещина на визоре. Противник дрогнул – но уже тянул следующий клинок.

Шестой отлетел от второго, перекувырнулся, врезал в грудь. Тот сделал шаг вперёд и, несмотря на урон, вонзил короткий штык ему в живот.

Шестой отшвырнул его и тут же получил удар в бедро. Противник собирался добить, но успел прыгнуть на него сзади, отрубив внешнюю часть шлема. Под ним – не человек. Или не совсем. Плоть и металл. Живое и мёртвое.

Голова противника дёрнулась, он осел. Второй. Живой. До последнего. Но мёртвый.

- Остался один! – выдохнул я.

Третий молчал. Он смотрел. Потом шагнул. И мы оба поняли – в рукопашной нам его не взять. Не так, как было. Он был быстрее. И ждал.

- Уходим! – сказал Шестой, рванув меня за плечо.

Позади – сдвинулась панель. Новый проход. Кто-то активировал его. Может перегрузка, может мы сами – при ударе по элементам управления.

Неважно.

Мы метнулись в тоннель. Последний противник не гнался. Он стоял. Смотрел. Вряд ли из жалости. Скорее – как охотник, у которого добыча ушла в чащу и которую придётся догонять. Куда мы денемся с подводной лодки-то? А космический корабль по сути она и есть.

Проход оказался длинным. Коридор с закруглёнными стенами, белёсый свет от скрытых панелей, вибрация под ногами. Тело корабля – жилое, но сейчас — словно приоткрывшее свою вену. Мы почти ползли. Спиной к спине.

- Ты как? – спросил, скользнув взглядом на интерфейс Шестого.

- Кровотечение. Жив. До следующей драки – точно.

Промолчал в ответ.

- Слушай, командир… – начал он, потом сплюнул кровь в шлем. – Это были не дроны. Это… такие же, как мы. Живые. В броне. Умные.

- Не совсем. Последний был киборгом.

Шли мы долго. Коридор не менялся – ни цвета, ни формы, ни освещения. Те же белёсые панели, ровный, мягкий свет из потолка, будто через ткань, и тишина, в которой всё громче звучало собственное дыхание, шаги, потрескивание брони и моё сердце. Или не сердце – может, что-то глубже. И он нас уводил в неизвестность, куда-то далеко в сторону от нашей первоначальной цели.

Мы шли спина к спине. Не из красивого жеста – из необходимости. После того, что мы только что пережили, уже не был уверен, что вообще дойду куда-то. Сначала шаг, потом второй. Тело шло. Мысли – нет.

Шестой слегка хромал. Его нога – та, в которую воткнули штык – не гнулась как надо. Но он держался. Мы все так учились: пока можешь идти, иди. Пока можешь стрелять – стреляй. А если не можешь – прикрой, чтобы мог другой. И вот сейчас – прикрывал его. Или он меня. Уже не важно.

- Слышишь? – спросил он.

Остановился. Прислушался. Нет – ничего. Только собственное сердцебиение. Звук дыхания в шлеме.

Впереди. Тихо. Будто… шаги. Но не бег.

Он был прав. Что-то было. Почти неуловимое. Как будто кто-то шёл, не торопясь. Не стуча по полу – скорее, словно касаясь его. Или, может, шаги не отражались так, как должны? Впрочем, кому в голову приходит слово "должны", когда ты уже теряешь счёт убитым из своей команды?

Шестой пошёл первым. Он знал, что прикрою если что. Или, точнее, уже не ждал приказов. Мы перешли тот рубеж, когда старшинство что-то значит. Мы оба знали: если один рухнет – другому конец.

Коридор чуть наклонился вниз. Не сразу, едва ощутимо. Свет не менялся. В какой-то момент понял, что нас как будто ведут. Не напрямую, нет. Но… знаешь это чувство, когда идёшь в помещении, где не бывал, но всё слишком удобно? Повороты мягкие, уклоны незначительные, потолок достаточно высокий, чтобы не чувствовать клаустрофобии. Всё устроено так, чтобы ты продолжал идти. Вот только мы не знали – к чему.

- Спереди нет шагов, – выдал Шестой. – Только сзади.

Он тоже понял. Противник – один. Он идёт где-то за нами. Не уходит. Не ускользает. Он ведёт. Загоняет? Нет. Скорее, просто идёт. Он знает, что мы перед ним. И он знает, что другого пути у нас нет.

Мы остановились. Просто чтобы перевести дух. Даже не потому, что устали – нет, усталость давно сгорела, как топливо в двигателе. Просто… напряжение било в затылок. Как ток. Я огляделся. Коридор был идеален. Настолько, что это бесило. Ни одной царапины. Ни трещины. Ни пятна. Как будто только что построен.

- Командир, – проговорил Шестой, опустив голос, – ты веришь, что мы ещё выберемся?

- Пока мы живы – возможно всё, – ответил ему максимально честно, кажется. Голос не дрогнул. Сам удивился. Врал ли я? Не знаю. Просто… говорил, потому что так нужно.

Он кивнул. Мы двинулись дальше. Шли медленно. Настолько медленно, что, казалось, сами шаги могут разбудить что-то в стенах. Или