Ощущение чужого присутствия нарастало. Это не был страх. Это была концентрация. Внимание, направленное в нас. Как свет прожектора – но невидимый.
Каждая тень казалась движением. Каждый отблеск – шагом. И всё же никто не появлялся.
Шестой проверил нож, протёр рукоять о панель руки. Я вытер кровь с пальцев, засохшую, уже тёмно-бурую. Воздух казался металлическим, будто сам корабль выдыхал сквозь щели.
- Давай здесь. – Сказал это, не дожидаясь очередного шума. Просто. Спокойно.
- Здесь, – подтвердил он.
Мы не планировали ничего. Ни ловушек, ни тактики. Уже не имело значения. Главное – что мы сделали выбор. Не прятаться. Не бежать. Не бояться. А остаться. Принять. Дать бой, если придёт. Или просто – закончить. На своих условиях.
Где-то, вдалеке, всё же раздался звук. Шаг. Потом – второй. Не спешный. Не угрожающий. Он шёл. Точно. Неуклонно. В этот зал. В это пространство. К нам.
Опять глубоко вдохнул. Ощущая, как лёгкие скребёт жар. Как дрожат суставы. Как в груди всё обрывается, но всё ещё держится.
- Лучше ужасный конец, – сказал, даже не зная, слышит ли он меня, – чем ужас без конца.
И остался стоять. До конца.
В тот момент ожидал удара. Мы оба ждали. Затаились, дыша глухо, почти синхронно. Спиной к спине. Пальцы судорожно сжимали рукоять ножа, клинок – тупой, с выщербленной кромкой – казался жалким аргументом против всего, что могло выйти из этой темноты. Мы стояли в полутени, свет из скрытых источников отбрасывал блеклые отблески на пол из сращённых панелей. Прямо поджилками чувствовал, как дрожит пол – не от шагов, не от вибраций, просто дышит металл. Словно всё вокруг живое.
Он появился не как чудовище. Не с ревом, не с сигналом тревоги, не с выстрелом. Просто – шаг. Чёткий, точный. Как будто и не было предыдущего боя. Как будто он не устал, не был ранен, не видел, как его товарищей убивают.
Только и успел шепнуть:
- Контакт.
Шестой едва кивнул. Мы разошлись, как учили – фланг и центр. Но всё пошло не так. Он прыгнул первым. Противник. Молнией. Его удар снёс Шестому часть маскировочной накладки на плече и отбросил к стене. Всё дальше было инстинктом. Стычка, слияние фигур, удары, захваты, рывки. Звук не имел значения – был только металл, плоть, разрывы и боль.
Шестой держался. Упрямо, зло. Его клинок несколько раз вонзался в сочленения брони врага, но не пробивал. А потом – хруст. Не его. Вражеский. Плечо – вывернуто. Он всё-таки смог. Но в ту же секунду – обратный удар. Локтем. Под шлем. Видел словно в замедленной съёмке, как Шестой пошатнулся, но не упал. Продолжал. Кричал, как зверь. А потом – рывок, и короткий штык врага погрузился ему под рёбра.
Закричал. Не из-за потери. Из-за ярости. Рванулся с запозданием. Всё внутри кипело. В этом пространстве, выжатом до предела, кровь словно вспыхнкла прямо в венах.
И бил. Не помню, как. Просто бил. Рукояткой. Лезвием. Плечом. Лбом. В лицо. В шлем. По панелям, по сочленениям. Он сопротивлялся – отчаянно, точно, жестоко. Но я был быстрее. Не потому, что сильнее. Потому что это был конец. Или победа, или ничего. Бил, пока его движения не стали неуклюжими. Пока он не отшатнулся. Пока не вонзил свой клинок между пластинами шейного сегмента, криво, со скрипом, наотмашь. Он дёрнулся. Затих.
А я остался.
Дыхание хрипело. Всё тело – в ссадинах, трещинах, крови, чужой и своей. Рука дрожала. Стоял над телом и не знал, кого убил. Броня скрывала всё. Даже попытка снять шлем провалилась – он не отстёгивался, словно намертво вплавлен. Может, изнутри? Неважно.
Шестой лежал рядом. Ещё тёплый. Опустился на колено. Включил интерфейс. Мёртв. Никаких сомнений. Опустил голову.
Мы пришли сюда отрядом. В полном составе. Мы атаковали, как учили. По уставу. По алгоритму. Теперь остался один. Единственный, кто выжил.
Возвращаться назад? Куда? Через весь корабль, кишащий врагами? Возможно. Но какой в этом смысл? Чтобы передать отчёт? Чтобы сказать, что никто не выжил, кроме меня?
Передо мной – панель. Она слабо светилась. Кнопка на ней пульсировала в такт вибрации корабля. Смотрел на неё, как на приговор. Или на спасение. Может, там конец. Или ответ. Или ещё один коридор, и ещё один бой, и ещё одна смерть. Не знаю.
Но стоять здесь – значит погибнуть в пустоте.
Поднялся. Медленно, тяжело. Каждое движение отзывалось болью. Отступать – не вариант. Назад – это смерть. Вперёд – неизвестность. Но выбираю её.
Подошёл к панели. Провёл рукой. Щелчок. Свет усилился. Кнопка замигала. Я вздохнул. И нажал.
Дверь отъехала в сторону. Мрак за ней казался плотным, как вода. Сделал шаг. Один. И вошёл.
Глава 4
Какой-то странный момент наступил. Ну знаете, когда всё закончилось, но ты ещё жив. Когда должно было быть финальное "бах!", грохот, смерть, эпитафия, чьи-то слёзы – а ты почему-то продолжаешь дышать, стоять, моргать. Причём каждая секунда отдаётся в теле, как будто его не разбили, а перемололи в фарш, засунули обратно в броню и крикнули "жри!".
Стоял в тот момент, тяжело опираясь на стену. На шлеме – трещины, в ухе – гул. Где-то сзади дымилась та площадка, где мы с Шестым решили сыграть в финальный раунд. Только вот финал – не у нас. Его больше нет. Ни его, ни флота. Ни плана. Ни возврата.
Потому что, когда зажёгся сферический экран – да, именно так, сферический, не метафора, не панорамный, а натурально трёхмерный пузырь света и цвета – я впервые за всё это время захотел не просто упасть и умереть, а, чтобы мне соврали. Сказали: "ошибка системы", "симуляция", "ты в коме". Что угодно.
Нашего флота не было. Не в том смысле, что "ой, потерялась связь". А в том смысле, что остовы кораблей медленно догорали, кувыркались в космосе, словно мёртвые рыбы в аквариуме. Где-то плавно крутилось орудие, выброшенное в вакуум. Где-то – уже не морпехи, а просто... обломки людей. Отсек сгоревшей шлюпки прошёл сквозь проекцию прямо перед моими глазами, медленно, грациозно, как напоминание: нет дороги назад. Ни шагом. Ни прыжком.
И я остался. Один.
Нет, вовсе не начал биться головой об панель. Не сел драматично на пол, не вскрикнул к потолку. Просто стоял, чувствуя, как что-то внутри меня начинает менять форму. Как