Ну, почти. Внезапно холл, казалось, ожил, на меня набросились люди, и Драммонд смешался с ними. Раздались растерянные крики. Мне заломили руки за спину, дернули назад, и я сел. В глазах у меня стояла кровавая пелена, но я видел, как Драммонд сделал несколько неуверенных шагов, будто пьяный, и опустился на колени. И сквозь шум раздался голос Фаулера:
– Мерривейл, чертов дурак, вы надели наручники не на того человека!
Драммонд наклонился вперед, как будто молился, стоя на коленях. Он сложил руки вместе и теперь с бессмысленным выражением на разбитом лице поднял их. Между ними поблескивала цепочка наручников, которые он начал дергать, пытаясь сорвать.
Наконец раздался голос Г. М.
– О нет, сынок, – произнес он. – Я надел их на того самого человека. Они там, где им и положено быть, как скажет вам старый добрый Гаске… На запястьях Фламана.
Глава девятнадцатая
Три личины
– Значит, вы хотите сказать нам, – проговорил я, – что наш маленький «побег» был спланирован вами и мсье д’Андрие – извините, если я буду придерживаться этого имени, – только в расчете на то, что Драммонд попытается нам помешать?
– Ну да. Мы знали, что он обязательно так и сделает. Вы об этом еще услышите.
– Стало быть, на дороге в Леве нас остановил не настоящий Харви Драммонд, а Фламан? Да… Думаю, в кулачном бою он не так уж хорош.
– Утешьтесь, мистер Блейк, – весело сказал д’Андрие. – Возможно, он и не мастер рукопашного боя, но во всем остальном очень опасен. Мы больше всего боялись, что он может быть вооружен… Видите ли, настоящий Харви Драммонд – так говорит сэр Генри, и я ему верю – мертв. Но подробности вы сможете узнать позже. А пока – завтракать!
Утро выдалось ясное. Было уже больше семи часов, веселый солнечный свет разливался теплом по промокшим окрестностям Орлеана, и Шато-де-л’Иль отбрасывало тусклую тень. Д’Андрие настоял на торжественном завтраке. Длинный стол сервировали на единственном каменном балконе в задней части дома, откуда открывался вид на реку. Сервировали его на одиннадцать персон, поскольку Эвелин потребовала присутствия Огюста Аллена. Оглядывая сидящих за столом в лучах утреннего солнца, трудно было представить, что всего несколько часов назад мы строили козни друг против друга и приписывали мотивы убийства каждому по очереди. Особенно не повезло Хейворду, который теперь был великолепно выбрит и просто сиял, поблескивая стеклами очков. Во главе стола сидел учтивый Гаске, щеголеватый, в темном костюме с цветком в петлице.
На другом конце стола, по праву хозяйки дома, восседала Эльза в голубом платье, пусть даже она, как заметил Гаске, и не подозревала об этом праве, когда приехала. Тревогу Эльзы удалось унять. Миддлтон взволнованно излагал что-то несколько смущенному, но сильно взбудораженному Фаулеру, которого чрезвычайно заинтересовала история жизни собеседника. Рамсден, как всегда напористый и энергичный, любезно беседовал со мной и Эвелин, словно прошлой ночью не обвинял нас в убийстве. Даже у доктора Эбера, который мастерски, пусть и с ворчанием, свел до минимума ущерб, нанесенный моему лицу, на губах блуждала бледная улыбка, и он постоянно передавал столовые приборы людям, которые в них не нуждались. За столом царила атмосфера праздника и свежести. Даже забывший побриться и сменить воротничок Г. М., который восседал возле д’Андрие с сигарой во рту и бутылкой виски по правую руку, казалось, лучился довольством китайского болванчика.
Как бы то ни было, все мы собрались за длинным столом, уставленным фарфором и серебром, на завтрак нам была подана яичница с беконом. Далеко за балюстрадой блестела река. В этом великолепии солнечного света д’Андрие, сидевший во главе стола, был сама приветливость, как и вчера в начале вечера.
– Думаю, – сказал он, – что присутствующие здесь гости имеют право потребовать разъяснения загадок. Во-первых, чтобы воздать должное мисс Чейн и мистеру Блейку за их роль в качестве обвиняемых и, во-вторых, – я на этом настаиваю, – чтобы продемонстрировать: Гастон Гаске не такой упрямец, каким иногда кажется. Признаюсь откровенно, до четырех часов утра у меня не возникало никаких сомнений. Прошло пять часов, прежде чем я уяснил истинное положение вещей. Поскольку вся моя реконструкция убийства, по-видимому, была неверной, я смиренно склоняю голову. Но раз уж мы все-таки поймали Фламана, который сейчас находится под стражей, скажу вам по секрету: мне наплевать, был я прав или нет. Я готов публично признать, что заслуга в поимке преступника принадлежит моему другу Мерривейлу…
На лице у Г. М. появилось встревоженное выражение.
– Нет! – взревел он. – Если вы собираетесь жертвовать собой, то сделайте одолжение: забудьте, что я имел отношение к этому делу. Никогда не упоминайте моего имени в связи с ним. Вы поймали Фламана, и пусть никто здесь этого не забывает. Если по ту сторону Ла-Манша узнáют, что я был на волосок от примерки наручников и этапирования в Париж в качества отца прекрасной международной шпионки, – он игриво подмигнул Эвелин, – а также сообщника Фламана, мне несдобровать. Моя жизнь в Лондоне обратится в ад, и я никогда уже не посмею сунуть нос в клуб «Диоген». Надеюсь, все с этим согласны? – Он посмотрел на Фаулера. – Эта статья, которую вы готовите…
– Решено, – откликнулся газетчик. – Фламан схвачен Гаске и его верным помощником, сержантом Алленом. При одном условии: вы растолкуете нам, что произошло и как вы до этого докопались.
– Что ж, так и быть, – проговорил Г. М., попыхивая сигарой и глядя поверх балюстрады. – Но видите ли, в некотором смысле реконструкция останется неполной, пока мы не свяжемся с Марселем и не проверим пару вещей. Кроме того, сам Фламан вряд ли заговорит. Он невозмутимо объявил, что через два дня выйдет из игры, тем самым бросив вызов всем, кто попытается его удержать. Гори все огнем, так оно и будет! В любом случае я попробую заполнить пробелы догадками, которые, держу пари, не так уж далеки от истины.
Он глубоко вздохнул