– Но взгляните на это с другой стороны! – воскликнул Миддлтон, загоревшись новой идеей. Он обнял Эльзу одной рукой и встряхнул ее, как бы подкрепляя этим свои слова. – Мы забываем о важной улике. Могу я взять слово всего на минутку?
Г. М. поощрительно махнул рукой:
– Продолжай, сынок. Мне нравятся разные теории. Чем больше теорий, тем больше путаницы, но как раз она мне по душе. Когда человек выдвигает теорию, это не значит, что он рассуждает здраво, это говорит только о том, как он представляет себе дело. Но это очень хорошо проявляет характеры людей. Так что валяй, не стесняйся!
– Что ж, тогда вы сможете представить себе, каков я, – отозвался Миддлтон. – Взгляните на это так: здесь, наверху, было темно, и вот жертва стоит возле лестницы. Убийца скрывается за гобеленом. Он выходит из укрытия, но пригибается так низко, что Эльза, которая видит только верхнюю половину полотна, его не замечает. Могло ли такое случиться?
– Нет, этого быть не могло, – произнес Рамсден с некоторым раздражением. Он зашагал вдоль перил, разглядывая их то с одной стороны, то с другой. – Миссис Миддлтон не высока ростом, но и я не великан. И все же от моего взгляда остается укрытым не более фута или около того внизу. Убийца должен был ползти по лестничной площадке. Но продолжайте!
– Хорошо! Убийца, – продолжил Миддлтон, взволнованно тыча пальцем, – вооружен какой-то тяжелой стальной штуковиной, похожей на кинжал. Он бросает ее вон оттуда. Жертва падает без чувств и катится вниз по лестнице. Фаулер говорит, прошла секунда или две, прежде чем он сам подбежал и посмотрел вниз. Когда жертва достигла лестничной площадки, убийца протянул руку, выдернул из раны орудие убийства, выхватил из кармана убитого картонный конверт и нырнул обратно за гобелен в тот самый момент, когда Фаулер посмотрел вниз. Как насчет такого?
Я быстро оглянулся. На лице Хейворда мелькнуло такое выражение, будто он готов ухватиться за эту идею и высказать одобрение.
Г. М. ухмыльнулся.
– Может, у кого-нибудь есть что сказать на это, а? – спросил он и ткнул пальцем в сторону остальных.
Фаулер пристально посмотрел на Миддлтона.
– Послушайте-ка, старина, – произнес он с доброжелательностью, в которой слышалась доля осуждения. – Я знаю, что из вашей версии вышел бы отличный детективный сюжет, но, к сожалению, она звучит еще более дико, чем все остальные гипотезы, какие мы уже выслушали. Во-первых, никто на свете не смог бы метнуть подобное оружие с такой силой, чтобы острие вошло на глубину шести дюймов в череп человека. Во-вторых, я должен был бы это увидеть. И наконец, третий момент. Когда я глянул вниз, тело Гаске все еще катилось. Понимаете? За этот короткий промежуток времени убийца должен был вытащить оружие – небыстрая работа даже для сильного человека, – залезть в карман жертвы и спрятаться за гобеленом. Но я готов поклясться, что на лестнице никого не было. Это абсолютно невозможно. – Он повернулся к Г. М., сдерживая себя, как будто опасался, что проявил излишнюю горячность. – Вы согласны с этим, сэр?
– О да. Я согласен. Рана была нанесена еще до этого.
– Тогда, может быть, вы расскажете нам, как это было сделано? – предложил Рамсден, вытянув шею. – Если Гаске был убит на верху лестницы, то его либо заколол человек-невидимка, либо поразила пуля, которая сама покидает рану и улетает прочь. Что ж, среди нас наметилось левое крыло и правое крыло. Левое говорит, что в жертву стреляли. Правое – что ударили ножом или вогнали острие иным способом. Совсем как в парламенте. По мнению левых, убийство совершено с дальнего расстояния. По мнению правых – с близкого. За что голосуете вы? Кто из нас прав?
Г. М. оглядел собравшихся.
– Джентльмены, – сказал он, посасывая чубук, – я собираюсь дать ответ, который покажется вам мудреным, возможно даже парадоксальным. И тем не менее обе точки зрения абсолютно верны. Я скажу так: «И вы правы, и вы. Но в то же время заблуждаются и те и другие».
Мы уставились на него. Он был безмятежен.
– Вы это серьезно? – спросил Рамсден.
– Я? О, безусловно!
– Но черт возьми, либо в человека стреляют, либо режут его ножом, не так ли? Истинным должно быть что-то одно, не так ли?
– Видите ли, вовсе не обязательно.
– Я понял, – мрачно проговорил Миддлтон после паузы. – В действительности он был задушен, а дыра в голове – иллюзия. Все проделано с помощью зеркал. Но по крайней мере, вам придется дать определенный ответ на один вопрос. Как мы слышали, левое крыло говорит, что его убили с дальнего расстояния, а правое крыло утверждает, что его ударил кто-то, находившийся рядом с ним. Каков будет ваш ответ?
– Тот же, что и раньше, – ответил Г. М. – Оба крыла правы и в то же время ошибаются… Сейчас-сейчас! Мои ответы кажутся вам нелепыми только потому, что вы упустили из виду одно-единственное оружие, которое позволило бы проделать подобный фокус, а также обстоятельства этого убийства. Понимаете? Я делаю Фламану намек. Интересно, подбросит ли он мне письмо на сей раз? – Г. М. прищурился. – Но прежде чем вы прольете мою кровь за подобные разговоры, давайте перейдем к делу. Я хочу, чтобы вы заняли свои места и встали именно там, где были, когда услышали крик бедняги. А я буду стоять здесь и наблюдать. Рамсден займет место Гаске. Когда вы услышите, как он кричит, выбегайте из своих комнат и делайте то, что делали тогда. Однако сначала мы восстановим случившееся непосредственно перед убийством.
Он снова оглядел галерею.
– Хм, давайте посмотрим. Рамсден, вы отправитесь в его комнату, зажжете лампу и будете готовы задуть ее и по моему сигналу подойти к лестнице. Фаулер, встаньте за своей дверью, как тогда. Миддлтон, вы ступайте в ванную…
И тогда Хейворд озвучил мысль, которая, должно быть, не давала покоя всем нам. Возбуждение улетучивалось, и я быстрым взглядом окинул лица моих спутников.
– Послушайте, старина, – забыв о высокопарных жестах, произнес Хейворд и затянул потуже узел галстука, словно пытаясь найти применение дрожащим рукам. – У меня нервы не слабее, чем у любого другого, имейте в виду. Но если мы займемся этим, то при включенном электричестве. Неужели вы не можете понять, что этот человек здесь? Он не оставляет своих дурацких фокусов, творит что вздумается, назло вам, и это самый хладнокровный убийца, какой когда-либо существовал. Нет, сэр! Вы оставляете свет включенным, или ничего не происходит… Что касается меня, то я был в своей комнате, ожидая возможности сходить в туалет, когда