Воин-Врач - Олег Дмитриев. Страница 28

деталями, сообщала, что, согласно школьным учебникам, летописцы говорили о том, что победа на Немиге досталась триумвирату князей, а Всеслав будто бы бежал с поля боя под покровом темноты. Только древний хроникёр в тех источниках не пояснял, почему Ярославичи не стали догонять проигравшего по наверняка заметным следам на снегу и добивать, зачем рискнули оставить за спиной потерпевшее поражение войско? И зачем потом весь остаток весны и почти всё лето засылали в Полоцк послов-переговорщиков. Всё-таки убедив Всеслава в том, что примут они, победившие, волю его и не станут более злоумышлять на его землю. И готовы заключить ряд о том, и крест святой целуют, что не будет Всеславу с сынами зла. «Нашёл, кому верить» — вздохнул с грустью князь. Я промолчал. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, это всем известно. А мне теперь о деяниях Средневековых родственников, что Рюриковичей, что Рогволдовичей, что предков их славных, известно было ох как много. Та же память, внезапно ставшая острой, как бритва, подкинула абзац текста из какой-то статьи по истории медицины, в которой говорилось, что Полоцкий князь родился, видимо, вследствие травмы, с мозговой грыжей и был вынужден всю жизнь носить на голове плотную защитную повязку. Вспомнились не единожды виденные дети с таким недугом. Зрелище очень неприятное и очень грустное. «Ох ты ж страсть какая» — будто бы передёрнулся Всеслав. «Дурь это, сам же видишь. Сказывала матушка, что в последе я родился, в рубашке вроде как. Там повитуха была наша старая, что отца ещё принимала, да сам дедко Яр. Он велел последа того часть на голове носить, вроде венца, в обруче серебряном. А потом в шейную гривну разрешил убрать. А теперь вон в ладанке ношу, с мощевиком рядом. Да то ты тоже сам видал».

— Прости, Юрий, не вышло у нас вчера разговора, — склонил Всеслав голову перед волхвом, что подошёл от окна, где стоял, разглядывая утренний Киев.

Старик, которому по стати и фигуре самое место было у Ждановых богатырей, развернулся, наводя на мысли о том, что в своё время примерно тем же самым и занимался: махал копьём, из железа целиком сделанным, а когда тупилось или ломалось оно — вырывал единым духом дубок или сосенку, продолжая уменьшать поголовье неприятеля подручными средствами. Князь, выслушав мою шаблонную бюрократическую мысль, хмыкнул.

— Всему свой черёд, княже, — прогудел Юрий, которого дружинные чаще звали дедом Яром. — Рад видеть тебя живым, над землёй, да на престоле града Киева.

— Да уж, засиделся репкой-то, — улыбнулся я. В ответ на тёмном от вечного загара лице деда разошлись лучами морщины. Он видел много худого на миру. Но сохранил способность улыбаться и шутить. Это воодушевляло князя. Я же смотрел на старого воина-жреца с неожиданной тревогой. Казалось, что глядя на Всеслава, дед видел меня, да заглядывал не в глаза, а в самую душу.

— Поклон тебе от Ставра Черниговского, — вспомнил князь, чуть наклонив снова голову. Рысьино брюхо судьбоносности момента не оценило и выводило такие трели, что даже привычные сотники поднимали брови. Но рук к еде вперёд вождя никто не тянул.

— Жив, выходит, бродяга старый? Надо бы перевидеться с ним, давно, ох и давно не встречались, — кивнул ответно волхв, грузно опускаясь на лавку рядом с ёрзавшим Гнатом.

— Не откажи угоститься с нами, дедко, — повёл я приглашающим жестом над столом.

— Чего бы и не угоститься? Благодарю, княже, за дозволение. Ты уж не обессудь, коли я, старик бестолковый, в простоте своей дремучей за высоким столом что не так сделаю, — снова улыбнулся он. И ответные улыбки осветили лица всех здесь. Каждый знал, что дед шутит и прибедняется по-стариковски.

— Ты меня, дедко Яр, сам учил ложку да нож держать. Так что если что не так — и ты извиняй, — сделал князь постное лицо монаха-чернеца. И все грянули хохотом над старой, но не почему-то не приедавшейся семейной шуткой.

— Кроме поклона ничего не передавал Ставр-то? — спросил волхв, утирая усы рушником, что подала ему с явно опасливым поклоном Домна. Подойдя к нему сразу после того, как вручила полотенце мне.

— Была вещица занимательная. Да мне ума не хватило понять, что значит она. Ты, дедко, точно разгадаешь. Глянь-ка, — и Всеслав осторожно положил жёлудь на стол перед Юрием.

— Эва как, — дед взял его, отставил руку почти на всю длину и нахмурил кустистые серебряные брови, прищурившись дальнозорко. — Не один Ставр, выходит, тут гуляет по округе.

Голос его звучал задумчиво и привычно-басовито, низко. Услышав фразу, Рысь закашлялся:

— Ну, насчёт «гуляет» — это ты, дедко, лиха дал, — начал было он, но напоролся на мой взгляд и замер на полуслове.

— А ведь Буривоева рука-то, коли я ещё не вконец из ума выжил, — продолжал бубнить-гудеть старик, не обратив внимания на резко замолчавшего Гната. — Перунова печать, да точки эти. Да вот тут две царапки. Стережётся старый волчина, поди угляди ещё, если не знать, где и что искать. Держи, княже. Верные люди такими подарками отмечены у Буривоя, те, кто старым Богам не изменял. О встрече просит здешний волхв, что постарше да посильнее меня будет. Просит, Слав, не предлагает, гляди-ка. На моей памяти он последний раз если кого и просил, то самого Перуна, разве. Чтоб за паскудства Владимировы тот на всех русичей зла не держал. И, навроде как, обещает он посланца своего направить вскоре…

Я молчал, затаив дыхание. За нас дышал Всеслав, ровно и размеренно, и сердце его билось спокойно и мерно. Он, слушая эти слова, не переживал столкновения с непознанным — тайнопись жрецов на желудях, неведомые старцы, что таились в окрестных лесах, помнившие, как почти сто лет тому назад один самонадеянный и до крайности амбициозный князь сбросил в реку изваяние верховного Бога местного пантеона, предварительно его не то изрубив, не то отхлестав, не то ещё как-то оскорбив. Странные, в общем, ощущения, очень неожиданные для сугубого реалиста, каким я привык считать себя. До тех пор, пока не умер.

— Дозволь, княже, с дедом Яром словом перемолвиться,— неожиданно подала голос Домна, стоявшая возле окна каменной статуей всё то время, что волхв «переводил шифровку». Князь кивнул, не сводя глаз с зав.столовой.

А та не стыдясь мужиков растянула чуть вязки ворота, нырнула правой рукой внутрь и достала оттуда ещё один жёлудь, такой