— Прости, Юрий, не вышло у нас вчера разговора, — склонил Всеслав голову перед волхвом, что подошёл от окна, где стоял, разглядывая утренний Киев.
Старик, которому по стати и фигуре самое место было у Ждановых богатырей, развернулся, наводя на мысли о том, что в своё время примерно тем же самым и занимался: махал копьём, из железа целиком сделанным, а когда тупилось или ломалось оно — вырывал единым духом дубок или сосенку, продолжая уменьшать поголовье неприятеля подручными средствами. Князь, выслушав мою шаблонную бюрократическую мысль, хмыкнул.
— Всему свой черёд, княже, — прогудел Юрий, которого дружинные чаще звали дедом Яром. — Рад видеть тебя живым, над землёй, да на престоле града Киева.
— Да уж, засиделся репкой-то, — улыбнулся я. В ответ на тёмном от вечного загара лице деда разошлись лучами морщины. Он видел много худого на миру. Но сохранил способность улыбаться и шутить. Это воодушевляло князя. Я же смотрел на старого воина-жреца с неожиданной тревогой. Казалось, что глядя на Всеслава, дед видел меня, да заглядывал не в глаза, а в самую душу.
— Поклон тебе от Ставра Черниговского, — вспомнил князь, чуть наклонив снова голову. Рысьино брюхо судьбоносности момента не оценило и выводило такие трели, что даже привычные сотники поднимали брови. Но рук к еде вперёд вождя никто не тянул.
— Жив, выходит, бродяга старый? Надо бы перевидеться с ним, давно, ох и давно не встречались, — кивнул ответно волхв, грузно опускаясь на лавку рядом с ёрзавшим Гнатом.
— Не откажи угоститься с нами, дедко, — повёл я приглашающим жестом над столом.
— Чего бы и не угоститься? Благодарю, княже, за дозволение. Ты уж не обессудь, коли я, старик бестолковый, в простоте своей дремучей за высоким столом что не так сделаю, — снова улыбнулся он. И ответные улыбки осветили лица всех здесь. Каждый знал, что дед шутит и прибедняется по-стариковски.
— Ты меня, дедко Яр, сам учил ложку да нож держать. Так что если что не так — и ты извиняй, — сделал князь постное лицо монаха-чернеца. И все грянули хохотом над старой, но не почему-то не приедавшейся семейной шуткой.
— Кроме поклона ничего не передавал Ставр-то? — спросил волхв, утирая усы рушником, что подала ему с явно опасливым поклоном Домна. Подойдя к нему сразу после того, как вручила полотенце мне.
— Была вещица занимательная. Да мне ума не хватило понять, что значит она. Ты, дедко, точно разгадаешь. Глянь-ка, — и Всеслав осторожно положил жёлудь на стол перед Юрием.
— Эва как, — дед взял его, отставил руку почти на всю длину и нахмурил кустистые серебряные брови, прищурившись дальнозорко. — Не один Ставр, выходит, тут гуляет по округе.
Голос его звучал задумчиво и привычно-басовито, низко. Услышав фразу, Рысь закашлялся:
— Ну, насчёт «гуляет» — это ты, дедко, лиха дал, — начал было он, но напоролся на мой взгляд и замер на полуслове.
— А ведь Буривоева рука-то, коли я ещё не вконец из ума выжил, — продолжал бубнить-гудеть старик, не обратив внимания на резко замолчавшего Гната. — Перунова печать, да точки эти. Да вот тут две царапки. Стережётся старый волчина, поди угляди ещё, если не знать, где и что искать. Держи, княже. Верные люди такими подарками отмечены у Буривоя, те, кто старым Богам не изменял. О встрече просит здешний волхв, что постарше да посильнее меня будет. Просит, Слав, не предлагает, гляди-ка. На моей памяти он последний раз если кого и просил, то самого Перуна, разве. Чтоб за паскудства Владимировы тот на всех русичей зла не держал. И, навроде как, обещает он посланца своего направить вскоре…
Я молчал, затаив дыхание. За нас дышал Всеслав, ровно и размеренно, и сердце его билось спокойно и мерно. Он, слушая эти слова, не переживал столкновения с непознанным — тайнопись жрецов на желудях, неведомые старцы, что таились в окрестных лесах, помнившие, как почти сто лет тому назад один самонадеянный и до крайности амбициозный князь сбросил в реку изваяние верховного Бога местного пантеона, предварительно его не то изрубив, не то отхлестав, не то ещё как-то оскорбив. Странные, в общем, ощущения, очень неожиданные для сугубого реалиста, каким я привык считать себя. До тех пор, пока не умер.
— Дозволь, княже, с дедом Яром словом перемолвиться,— неожиданно подала голос Домна, стоявшая возле окна каменной статуей всё то время, что волхв «переводил шифровку». Князь кивнул, не сводя глаз с зав.столовой.
А та не стыдясь мужиков растянула чуть вязки ворота, нырнула правой рукой внутрь и достала оттуда ещё один жёлудь, такой