* Владимир Высоцкий — «Что за дом, притих…»: https://music.yandex.ru/album/4273731/track/34643016
Глава 10
Родовые травмы
Помнится, давным-давно, в незапамятном будущем, если отсюда смотреть, и больше чем полвека моей жизни назад, если традиционно мерить, ехали мы с друзьями плацкартным вагоном на Целину. Родине понадобилось что-то построить в Северном Казахстане, и комсомольцы-добровольцы привычно вскинули за плечи рюкзаки. Хотя, в основном, конечно, вещмешки — рюкзак, тем более правильный, настоящий, «геологический», как говорили с восторгом и трепетом, был вещью штучной, дорогой. А вот, как их тогда называли, «сидора́» из брезентухи, на верёвках — почитай, у каждого. И на одном из безымянных полустанков влезла в вагон невесть откуда взявшаяся в тех краях цыганка. Всё, как полагается: золотые зубы, волосы чёрные и жёсткие, как проволока, усы над верхней губой и бегающие глазки, искавшие вещи, за которыми плохо смотрят. И людей, которые ждут того, чтобы быть обманутыми.
Тётка, представившаяся Радой-гадалкой, потомственной ворожеей, начала метать карты на старом фанерном чемодане, с которым ехал друг мой Веня, по тогдашней моде велевший всем, особенно девчонкам, называть его «Бэн» на зарубежный лад. Мы-то, понятно, звали Веником, как со школы привыкли. Вот ему-то Рада и вытянула не то «пики», не то «трефы», сделав при этом скорбно-озабоченное лицо. Веня враз побледнел и принялся выяснять, чем грозит ему чёрный значок на куске засаленной до ужаса бумаги. Цыганка пророчила дорогу дальнюю, людей новых, незнакомых, часть из которых будет «плохо думать про тебя, касатик, и глаз иметь чёрный». Принимая во внимание то, что рельсы шли в Казахстан, это можно было установить и без карт. Но Бэн встревожился, и на его нервные расспросы и восклицания Рада согласилась повторно раскинуть карты, «пошептав над ними слово заветное, на удачу, от бабки доставшееся». Разумеется, платно. Второй раз выпали не то «буби», не то «черви», необъяснимым образом успокоив Веника.
Парни и девчата смеялись, подкидывая цыганке, весело и шустро болтавшей, кто пятачок, а кто и гривенник. Бэн, отваливший от щедрот «трёшницу», сидел королём.
— А ты, мой золотой, чего не спрашиваешь? Не хочешь будущее знать? Сколько жизнь отмерила? — коровьим глазом мазнула по мне гадалка.
— А я, Рада, своё будущее вот этими руками еду делать, как и привык, как партия нас научила, — со смехом ответил я. — А все прихваты твои — лженаучный опиум для легковерного народа!
— Самым первым сдохнешь! — прошипела провидица, сметая с чемодана монеты. И выскочила из нашего вагона в соседний.
Веник попал под лавину через четыре года. Витька разбился на машине. Саша, красавец-волейболист, получил нож в сердце в пьяной драке уже через несколько месяцев. Об этом случае я последние два года в деревне часто вспоминал. Но в гадалок и шаманов сильнее верить не начал.
Домна оказалась не то внучкой, не то правнучкой Буривоя. Это её стараниями и его волей нас с Ромой и Глебкой не отравили в первые же месяцы. Те харчи, что передавали с княжьей поварни, она выбрасывала, а в похожих черепках передавала нам под землю еду пусть и простую, но хотя бы без яда. А девок подговаривала шептаться про то, что мы с сынами ночами на Луну воем да заговоры на смерть отравителям рычим в три глотки. А отрава нас не берёт, потому как чародеи, и вины на нас никакой нет. А вот Правда за нами есть. Ясно, что шепталось это всё в присутствии княжьих людей, а чаще всего — жён и дочерей. И на спокойствии душевном что их, что мужей да отцов их, отражалось губительно.
Буривой поднял народ, который готовил втихую чуть ли не три зимы, едва узнав, что воевода Константин подослал к порубу убийц. Переживая и кляня себя, но пуще — князей-Ярославичей, что опоздал. И едва в пляс не пустился, прознав, что Всеслав не только выжил, но и взлетел враз из-под земли на престол великокняжеский. А теперь хотел узнать, чего ждать верным людям, таившимся по лесам да болотам от греков, что зареклись их искать, напоровшись несколько раз на такие «тёплые» встречи, что едва для всех попо́в проводами не обернулись. Встретиться условились через два дня, в корчме по пути к Печорскому монастырю. Место там проходное, известное, знакомое. Просил здешний волхв, чтобы не более двух душ с собой я взял. И что-то в том, как прочитал это с жёлудя Юрий-Яр, меня здо́рово насторожило, прям словно когтём железным по щиту царапнуло. Но Домне я велел передать деду, что в условленный час приду. А Рыси сказал, чтоб не следил за ней в городе. Он, конечно, кивнул хмуро. Но оба мы знали, что не послушается. Знала, наверное, и Домна, ну или хотя бы догадывалась, у баб на тайны да недомолвки чуйка похлеще Гнатовой. Но слова на людях были сказаны: князь проявил доверие к посланнице древнего волхва.
Перед обедней площадь у Софии Киевской снова кипела и бурлила, как варево в здоровенном походном котле. Мелькали в ней лица, частью знакомые, но по большей части неизвестные — народу-то в стольном граде жуткое множество, несколько тысяч человек, поди упомни каждого. Это волхвом, поди, надо быть. Или Рысью-нетопырём.
До паперти шли чинно, так же, как и вчера. На ступенях вопили и тянули руки давешний сифилитик, старухи и калеки. Ставра среди них не было. В памяти всплыло неожиданное: «Ставр сделал своё дело, Ставр может удалиться». Поднявшись на три ступени над головами горожан, поприветствовав митрополита, испросив у него дозволения на несанкционированный митинг и дождавшись благосклонного кивка, Всеслав обернулся к людям. Обводя взглядом бескрайнее, казалось, море разномастных голов, разноцветных одежд и глаз, в которых блестели разные чувства. Но главным было нетерпеливое ожидание представления — что-то поведает князь-батюшка? Пусть и Чародей, но, как люди говорят, справедливый. И к народу второй день подряд выходит, не то, что Изяслав-гордец, за цельный год хорошо если столько раз появлявшийся на виду.
— Здравы будьте, люди добрые! — поднял руку великий князь. Гул его голоса, утихомирившего с первых слов народное море, сомнений в величии, силе и власти говорившего даже близко не допускал.
— Вам говорю, под святым крестом храма Божьего, при святых отцах, под трижды светлым Солнцем, — продолжал Всеслав, указывая ладонью поочередно на всё