— И правда, Сергеич. Шел бы ты куда подальше.
Алекс глянул на нас сумрачно, исподлобья, и отвернулся к чёрному провалу.
И тут же отшатнулся, сделал шаг назад, зацепился каблуком за шпалу…
Если б не Владимир, копчик он бы себе отбил.
— Начинайте, — выдохнул Алекс, ещё не успев выпрямиться. — Ждать нельзя.
В туннеле что-то клубилось. Оно походило на стаю летучих мышей, или чёрных воробьёв, и было их много, очень много. Они крутились, свернувшись в столб, как торнадо, а потом вытянулись веретеном и устремились к нам.
— ДАВАЙ!.. — заревел шеф не своим голосом.
Владимир медлил.
Подняв молот, он застыл под замковым камнем и напряженно смотрел на Чумаря.
Тот не двигался.
Остриё веретена почти добралось до нас, осталось метров десять, не больше.
— Бей, Володенька, — быстро заговорил шеф. — Или сейчас, или будет поздно. Если оно вылетит из туннеля…
Глядя на эту клубящуюся тьму, я вдруг понял, почему её назвали именно так: Затаившийся Страх.
Это было…
Сложно объяснить.
Словно кто-то перетряхнул все пыльные, тёмные закоулки души и вытащил на поверхность фобии, копившиеся там всю жизнь. Забытые детские страшилки, замурованные подростковые переживания, взрослые ужасы, накопленные за годы войны, болезней, разлук и смертей.
Всё это поднялось на поверхность единой волной, затопило мозг и хлынуло наружу.
Я оцепенел.
Самое страшное: я чётко сознавал, кто я и что здесь делаю. Но пошевелиться не мог. И если б в этот момент меня начали жрать поедом, начиная с лица, я бы ничего не мог сделать.
Так и стоял бы, ощущая каждую крупицу боли, но не в силах даже заорать.
И когда Алекс огрел меня по лицу — пощечина вышла знатная, он вложил в неё всю душу — я даже не моргнул.
— Первый раз уста человека
Говорить осмелились днём,
Раздалось в первый раз от века
Запрещённое слово: ОМ
Солнце вспыхнуло красным жаром
И надтреснуло.
Метеор
Оторвался и лёгким паром
От него рванулся в простор…
Алекс говорил, а в это время молот в руке Владимира начал разбег.
Алекс говорил, а молот, наращивая свист, крутился всё быстрей.
Алекс говорил, а мои пальцы сами собой складывались в мудру.
Для этой мудры понадобились пальцы обеих рук. Такой я ещё никогда не плёл — даже не знал, что смогу.
В тот момент, когда молот Владимира ударил в замковый камень, я ВЫТОЛКНУЛ мудру к потолку.
То, что случилось дальше, было проще увидеть, чем описать.
По туннелю и впрямь побежала волна — каменная волна. Она ширилась, набирала бег, и когда достигла острия веретена — оно было уже метрах в пяти от нас, не дальше — камни не выдержали и начали падать.
Облицовка, бетонные блоки, удерживающая породу стальная сетка — она рвалась и сквозь неё потоком рушилась земля…
Всё это случилось сразу, одновременно.
В воздух взметнулись клубы пыли, застили обзор, мы начали кашлять…
А потом волна покатилась в нашу сторону.
Потолок над нами — гораздо выше, чем в туннеле — треснул, лопнул, перекосился и вдруг, одним широким пластом, рухнул нам на головы.
Я инстинктивно поднял руки, ладонями вверх, словно собирался удержать эту махину.
Владимир поднял над собой молот, Алекс ещё что-то кричал, шевелюру его запорошила белая пыль, и…
Всё стихло.
Счётчик в голове продолжал отрезать тонкие пластики секунд, а нас окутала темнота, сквозь которую не пробивалось ни одного лучика света.
— Нас завалило, господа.
Голос Алекса звучал сдавленно, и я испугался, что он попал под обвал, и теперь лежит, не в силах пошевелиться, под многими тоннами камней…
— Шеф, вы в порядке?
Голос дал петуха.
В этот момент я не мог прислушаться к своему внутреннему «Я», не мог думать, не мог чувствовать…
— Буду. Как только Володенька с меня слезет.
— Прости, Сергеич, — рядом шумно завозились. — Я хотел, как лучше.
Глаза уже привыкли настолько, что я различил две смутные тени. Они тяжело ворочались на полу, и вдруг меня осенило: Владимир прикрыл Алекса.
Когда на нас стали рушиться камни, он заслонил Алекса собой.
А я?
Что делал в этот момент я?
Думал о себе?..
Честно говоря, не помню, чтобы я вообще о чём-то думал.
Вспыхнул свет фонарика.
Алекс поводил им по сводам и констатировал:
— Мешок. Каменный.
Был он метров двух в диаметре — в самой широкой части, и сходился над головами, на высоте человеческого роста.
— Ты нас спас, мон шер ами.
— Я?..
— Успел сложить мудру, — пояснил Владимир. — Признаться, я не сразу понял, что случилось. Успел помочь тебе в последний миг, но ты удержал свод.
— А Чумарь? — сердце бухало, как камень в железной бочке. — Он цел?
— Эге-гей! — крикнул Владимир. — Аника-воин!.. Ты там?
Голос провалился, заглох, будто он кричал в подушку.
Алекс ещё раз поводил лучом фонаря по стенам нашей темницы. Просветы если и были, мы их не видели — настолько они были малы.
Интересно: что с воздухом?..
Словно почувствовав мои мысли, Владимир достал из кармана коробок и чиркнул спичкой.
Пламя постояло вертикально и отклонилось в сторону.
— Чудесно, — заметил Алекс. — Умирать будем долго.
— Можно попробовать разобрать завал, — я уже потянулся к одному из камней, за который можно было ухватиться.
— Не трожь, — шеф стукнул меня по руке. — Мы не знаем, насколько большой завал. Так можно обвалить весь свод и тогда…
Я представил: сплошная груда обломков, и в самом низу, на рельсах — крошечная камера, пузырёк воздуха, в котором схоронились три человека.
Точнее, два человека. И один стригой.
— О-о. Кажется, шеф, у нас проблема.
— Кроме тех, что уже есть? Прекрасно. Чем больше, тем веселее.
— Я что хочу сказать: неизвестно, сколько мы здесь просидим. И если Жажда станет нестерпимой…
Дёсны болели неимоверно.
Я чувствовал клыки постоянно, я трогал их языком — так человек не может удержаться, чтобы то и дело не проверять дупло в больном зубе.
Нахождение в столь тесном пространстве с двумя