— Научи меня, — потребовала я тут же.
Прохор улыбнулся.
Щас, думаю, скажет: ты ещё маленькая, и нефиг тебе…
— Ты это лучше меня умеешь, — сказал он.
— Я?..
— Ага. Ты же магичка, Маня. Забыла?
У ведьмы Настасьи я сто лет не была. Всё как-то недосуг. То одно, то другое…
— Забыла, — честно признаться — иногда наилучший выход. Друзья это ценят. — Так что давай, напомни-ка.
— Ладно… — он опять взял меня за руку и надавил большим пальцем на центр ладони. Ойкать я не стала — была готова. — Поняла?
— Давай я теперь.
Не дожидаясь разрешения, я схватила тощую лапку Прохора и тоже надавила.
— Эй, полегче, девушка!.. — Прохор отдёрнул руку, словно я шибанула его током. — Силу рассчитывать надо.
— Даже если это Божья сила? — ехидно спросила я.
Прохор уже открыл рот, но тут его перебил Семёныч.
— Про цацку твою я Сергеичу рассказал, — вставил он, не парясь, что влезает в чужой разговор.
— Не мою, — тут же переключилась я. — Это Аннушкина цацка. Я уже говорила.
— А вот с этого места поподробней, — не оборачиваясь, попросил Алекс.
Я закатила глаза. Но мужественно взяла себя в руки — понимаю, им же для дела надо, — и рассказала, как мы с Аннушкой заключили Сделку, и как я нашла её цацку в спальне у Сашхена, а потом забыла отдать. То есть, Аннушка-то смылась, так что и отдавать было некому.
Думаю, Сделка поэтому и накрылась медным тазиком, и мне за это ничего не было.
— Сделка, говоришь? — переспросил Алекс, и достал телефон. Набрал, почти не глядя, какой-то номер и закричал в трубку: — Аврора Францевна!..
В общем, он поинтересовался, не приходила ли к Ави Мириам — то есть, Аннушка под её личиной, и оказалось, что нет. Не приходила.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — загадочно выразился Алекс, убирая телефон.
— Получается, мы обе не выполнили условия сделки? — спросила я через пару минут — мы уже подъезжали к дому, я даже видела крышу «Покойся с Миром» за деревьями.
— Или так было и задумано, — подал голос Прохор. Я посмотрела на него. — Аннушка и хотела подбросить этот кулон, — пояснил тот.
— Сашхену? — удивилась я.
— Тебе.
— Чушь собачья, — отрезала я. — Мне она могла его просто подарить — знала, что кулон мне нравится.
— Не о том, господа хорошие, думаете, — вдруг сказал Семёныч. — Если речь идёт о той дамочке, что я видел, то главный вопрос: на хрена ей вообще кулон, который чувствует порталы?
Я тоже об этом думала. Только вслух пока не говорила: хотела сама разобраться. Позвонить Аннушке, напомнить про кулон и случайно так, ненавязчиво, поинтересоваться: для чего козе баян.
Как я говорила, мы уже почти доехали?..
Мысленно я уже лежала в ванне с гидромассажем, Ави на кухне пекла блинчики, а рядом со мной, на полочке, стояла огромная кружка с горячим какао…
Алекс так вдарил по тормозам, что все повалились.
Ругаясь, он стал разворачивать Хам.
«И ведь даже словечком не намекнул, лорд паршивый», — долетело до заднего сиденья.
— На понт брать будем? — флегматично поинтересовался Прохор.
— И «за понт» тоже, — прошипел сквозь зубы Алекс. — Где он там остановился? В Метрополе?
— В Эмеральд, — глядя в окно, как удаляется гостеприимная парковка клуба, ответил Семёныч. — Он мне звонил.
А ведь десяти метров не доехали, — тихонько вздохнула я. И тут же пнула себя по заднице. — Соберись, Маша, тебя ждёт ещё одно приключение. И радуйся: на месте Алекса, Сашхен бы высадил тебя, как миленькую, и отправил домой, под крыло мамочке.
Алекс — не такой.
— Скажу вам, как на духу, господа: я здесь ни при чём, — брыли на длинном личике лорда Бэкона качнулись, как у породистого бассет-хаунда.
Узнав, что кулон принадлежал Аннушке, Алекс рванул с места в карьер, за двадцать минут домчал до Эмеральда, вихрем влетел в раздвижные двери — у швейцара аж фуражку сдуло — и через пять минут выволок за шиворот сэра Фрэнсиса, в шелковом халате и лысого, как шарик для пинг-понга.
Я знала! Чувствовала, что этот лукавый старик парик носит.
Череп был покрыт коричневыми пятнами.
Фу, мерзость.
Пленного усадили к нам с Прохором и рванули назад, в клуб. Тот сразу начал ныть, что в полпятого утра он обычно не в форме, что ему нужно припудрить носик…
— А мне вот, например, в школу к восьми утра, — надоело слушать. Как баба, чесслово. — И первый урок — физкультура.
Услышав моё признание, Прохор противно захихикал, а сэр Фрэнсис заткнулся и молчал всю дорогу.
Не люблю я его. Прекрасно помню, как эта старая обезьяна хотела меня убить, чтобы отобрать дар. Аннушка клялась, что это всё неправда, и вообще понарошку… Но знаете, как говорят? Ложечки нашлись, а осадок остался.
Как только приехали, Бэкона усадили за стол, так, чтобы ему в лицо било восходящее в окне солнце, и тот сразу продолжил ныть: я — не я, физиономия не моя…
— Врёшь, контра, — ласково сообщил лорду Семёныч, кровожадно потроша сухого леща.
Как только мы приехали в клуб, он тут же достал свой сидор, из него — газету с сушеной рыбой, и принялся завтракать.
Меня Семёныч осчастливил поджаренным на спичке пузырём. Сказав спасибо, я отнесла его к мусорке и выбросила.
Даже Рамзес такую пакость не ест.
— Вы сами пришли за помощью, сэр Фрэнсис, — спокойно напомнил Алекс. — Пришли по своей воле, никто вас не звал.
— Сказал «раз», — пробормотал Прохор, глядя куда-то за левое плечо лорда.
— Я ничего не знаю! — простонал тот.
Зал был пуст. Не было за стойкой привычной Антигоны, не шумела кофеварка, и только пивные краны начищенно поблёскивали, призывая налить кружечку… Что я и сделала. Ну, не пива, конечно. У них тут был отдельный кран. С лимонадом. Круто, правда?
Что характерно: меня никто не гнал. Думаю это, опять же, из-за