Не говоря ни слова, глиптик степенно прошествовал к дверям, и Норма отскочила в сторону, одновременно склоняясь в поклоне. Глиптик приблизился к постели Дианы. Сестра лежала без движения, ее грудь мелко вздымалась в лихорадочном дыхании. Священник присел на край, взял ее руки в свои и принялся разминать скрюченные судорогой пальцы, одновременно считая пульс. Норма была уверена – тот трепещет, как у птахи.
– Ну-ну, – покачивал головой глиптик, – ну-ну… Бедное дитя.
Затем он ощупал Диану за ушами и в подмышках, где находятся узлы, способствующие циркуляции в теле лимфы. Далее глиптик бережно перевернул Диану на живот и особым образом постучал вдоль ее беззащитно выступающего хребта.
– Ну-ну… Что же с тобой стало, дитя… – бормотал он еле слышно.
Никто не нарушал напряженного молчания, стоя в дверях, не смея даже пошевелиться, даже отступить в сторону, чтобы не нарушать уединения нездоровой девушки и священника-лекаря. Но Норма все же, переборов сковавшую рот сухость, решилась ответить на заданный вопрос:
– Ваше Преосвященство, мы сражались с катаклизмом ущелья, и так вышло, что… – Лазурит оборвала себя на полуслове – глиптик, не поворачиваясь к ней, выставил в сторону Нормы раскрытую ладонь. Та была пухловатой, сухой, немного розовой и страшно красноречивой. Эта ладонь говорила: молчи. Она говорила: твои слова не важны. Ты сама не важна.
И Норма склонила голову, покоряясь безмолвному приказу. Так было правильно, а она ошиблась, осмелившись заговорить. Горло свело, будто до этого она непрерывно кричала, глаза стали горячими. А в груди вдруг заворочалось что-то колючее, чего там не должно было быть.
Тем временем глиптик продолжил врачебный осмотр: поочередно заглянул в оба уха Дианы, оттянул книзу ее веки, обнажив склеры. Каждый этап он сопровождал покачиванием головы, а сестра казалась в его пухлых руках такой неживой, податливой и одновременно хрупкой, точно фарфоровая кукла.
Норма слышала, как гулко и болезненно сглотнул Лес. Он первым не выдержал, развернулся и отошел от дверного проема. Его примеру последовали остальные мужчины. Почтение почтением, но зрелище было слишком диким и каким-то неправильным. И потом, глиптик не смотрел ни на кого и вряд ли заметил бы, что они повернулись к нему спиной. Норма же осталась стоять, все так же полусогнувшись.
Наконец глиптик закончил и, видимо, пришел к каким-то выводам, которые не счел необходимым озвучивать. Вместо этого он прищелкнул языком и извлек из складок своей рясы сверкнувший в лучах утреннего солнца предмет. Это были новые окуляры, точь-в-точь как прежние. Он водрузил их Диане на нос, заправил дужки за уши, попутно убрав с лица пару выбившихся прядей.
А потом вдруг шлепнул девушку по щеке:
– Проснись.
Диана распахнула глаза и, всхлипнув, резко села в постели. Какое-то время она пыталась сообразить, где находится и кто рядом с ней.
– Это вы, – то ли спросила, то ли утвердила она и подтянула к груди прикрытые тонким одеялом колени.
– Лучше стало?
Диана медленно кивнула, глядя на него округлившимися ярко-зелеными глазищами, снова увеличенными артефактными линзами.
– Вот и хорошо. Иди работай. – Глиптик похлопал ее по ноге, тяжко поднялся с кровати и, не сказав больше ни единого слова, покинул их девичью комнатушку.
Спустя какое-то время раздались его шаги по лестнице и примечательный скрип входной двери управления. Еще через несколько секунд зацокали копыта и зашуршали полозья саней по заснеженной мостовой. Их Преосвященство отбыли.
Только тогда Норма позволила себе разогнуться и посмотреть на сестру прямо.
Диана рассеянно таращилась в пространство, перебирая спутанные пряди распущенных волос. За дни и ночи горячки они успели потускнеть, засалиться и сбиться колтунами, отчего младшая выглядела еще младше и трогательней. Она подняла взгляд на Норму, облизнула губы и тихо спросила:
– А есть что покушать?
Больше всего Илаю было обидно за то, что никто и никак не похвалил их за подвиг в ущелье. Это же просто нелогично – в Вотре они всего-навсего нашли какой-то перстенек, пусть и принадлежавший императорскому роду Саллавис, и их даже вызвали на торжественный прием во дворец. А тут они, пусть действовали не одни, но победили гигантскую костяную тварь, которая наверняка была способна разнести пару городов по камушку, по бревнышку. И ничего, ноль, пустота!
Нет, умом он понимал, что все, что случилось в Мухонке, навсегда останется в темноте архивов Инквизиции, но должна же быть хоть какая-то справедливость! А ее не было.
Петр Архипыч не стремился задавать какие-либо вопросы, потому что знал о секретности их миссии, Егорке Коновалову как главному сборщику слухов рассказывать казалось чревато последствиями, а Октав погряз в своей инквизиторской рутине и просто навещать геммов попить чая или вина не стремился. В общем, что был подвиг, что его не было – невелика разница.
Илай раздосадованно тряхнул кудрявой головой. Мысли о Мухонке неизбежно влекли за собой воспоминание о последних мгновениях в ней и о том, что сказала ему седая капурна: «Когда загубленные тобой души начнут одолевать, приходи к нам». Какие такие загубленные души?! Илай в жизни никого не убивал, даже близко не было. Он вообще-то добрый малый и привык решать конфликты мирными переговорами. Какими бы храбрыми ни оказались эти гробокопы, а все ж таки близость к смерти давит, видать, на черепушку изнутри.
Диана приходила в себя поразительно быстро. Полицмейстер, правда, еще пару дней не позволял ей ни выходить в патрули, ни участвовать в череде веселых задержаний. На этот раз расшалились почитатели из «Дома радости» – те повадились заголяться в местах поклонения серафимам самым непристойным и похабным образом, а в преддверии празднования Анисьи-угодницы такое было вдвойне недопустимо! Промаявшись сутки и едва не одурев от безделья, она все ж таки напросилась на расследование квартирной кражи с другими сыскарями и раскрыла дело за полминуты – воровкой оказалась дочь хозяйки, припрятавшая не вошедший в приданое жемчужный браслет.
Воспрянув, вернувшись в форму и вновь доказав Петру Архипычу, что они все еще его бойцы, геммы решились вернуться с просьбой о разрешительной грамоте на обыск особняка. Ящик с выжженными символами, захваченный со свалки, все же пригодился.
Поворчав для проформы: «Да где это видано, оставьте вы уже этих ящериц в покое!», «Нету у меня высоких распоряжений по „Погремушке“! Нету, слышите?» и, конечно: «Опять вас к этому Колесу проклятущему тянет, будто медом намазано! Я лично вам за-пре-ща-ю!» – он все же подписал нужную бумагу, плеснул сургучом и поставил оттиск печати.
И вот момент настал – Илай, Лес, Норма и Диана стояли перед особняком Адель, изукрашенным завитками лепнины и фигурными карнизами, дружно запрокинув головы. Долго любоваться было не с руки – а ну как их увидят из окна и подозреваемые сбегут через какую-нибудь заднюю дверь или тайный ход? Впрочем, обновленная, посвежевшая, а заодно и сильно присмиревшая Диана мигом их выследит, где бы они ни скрывались. Теперь-то успех у них в кармане!
Илай победно сжал кулак и постучал в резную дверь. Разумеется, ему никто не ответил ни с первого, ни со второго раза, ни даже когда он гаркнул: «Сыск Вотры! Откройте!»
Янтарь вопросительно посмотрел на Малахит, а та пожала плечами:
– Внутри кто-то есть, копошатся, через заднюю дверь никто не выходил. Я бы услышала.
– Значит, настало время плана Б! – Илай потер руки.
На деле ему даже больше хотелось ворваться в логово злодейки через окно, возможно даже, выбив каблуком ботфорта стекло, чем чинно заходить в парадные двери, помахивая документами, подтверждающими его полномочия. Поэтому он быстро прикрепил на место шпор горняцкие когти и принялся карабкаться наверх.
По плану Б Норма оставалась у дверей, Лес курсировал вокруг, выискивая тайные ходы и пресекая возможные попытки к бегству, а Диана ждала возможности войти в дом и заняться, наконец, настоящим обыском.
Илай взбирался, едва ли не насвистывая от охватившего его предвкушения. Вот это будет потеха! Вопли, крики! Эффекта неожиданности уже не получится, но это не страшно. Илай повис на карнизе второго этажа, держась одной рукой, и задумался: а вдруг он застанет саму Адель? В будуаре.
Фантазия тут же нарисовала картинку: рыжая красавица стоит спиной к окну в нижних юбках, расшнуровывая корсет. Чем же еще ей заниматься? И тут героически появляется он, Илай. «Ни с