– Мы все братья и сестры, росли вместе. – Норма догадалась, что та говорит о Диане и Лестере, которые вели себя на удивление гадко.
– Пусть так. Полагаю, из-за особенностей восприятия они подверглись некоторому влиянию этого места.
– Я все слышу! – рыкнула Диана, возникнув откуда-то сзади и на ходу толкнула Настасью плечом.
Капурна стиснула челюсти:
– Я не злюсь, я не злюсь, это пройдет.
Норма призадумалась. Это ведь действительно имело смысл. Восприятие сестры всегда было в разы сильнее, чем у любого человека, и тоньше, чем у некоторых животных, – дар и проклятие одновременно. Возможно, именно из-за этой особенности она подверглась влиянию ущелья, еще даже не войдя в него. С чего бы иначе обычно уравновешенной Диане цепляться за каждую мелочь, пытаясь разжечь ссору? А вот Лес… Впрочем, он и раньше невпопад поддакивал младшей. Извинившись перед капурной, Норма вырвалась вперед. До входа в ущелье оставалось совсем немного.
– Диана, стой! – ухватила она сестру за рукав. Та резко обернулась, и за круглыми стеклами окуляров, в глубине ее насыщенно-зеленых глаз, Норме почудился жутковатый огонек. – Не надо тебе туда. Не ходи в ущелье.
– Я все слышала, – процедила Диана и вырвалась из пальцев старшей сестры. – Ты вообразила, будто я какой-то зверь. Думаешь, я опасна?
– Думаю, ты уязвима, – поправила ее Норма, ни словом не солгав. – Твой талант делает тебя такой.
Охотница задрала верхнюю губу, обнажая зубы:
– Не гони беса! Я смогу держать себя в руках.
И побежала вперед, оставив сестру позади с протянутой в пустоту рукой. Холод сжал сердце Нормы костяными пальцами и не отпускал уже до самого рассвета.
– Тут все в следах убийств! – прокричала Диана. – Брызги крови, мозговая жидкость на камнях, зарубки от топоров… Они всюду!
Ущелье встретило процессию, состоявшую из геммов, капурнов и одного мистерика, пронзительно свистящим ветром, который приходилось перекрикивать во всю мощь легких. Порывы жестоко трепали волосы Иммануила, грозясь вырвать их жалкие остатки с корнями, но тот не унывал:
– Это здесь, здесь! Теперь координаты максимально точны! Вот-вот начнется. – он поднял ладонь козырьком и глянул на небо. – Буквально через считаные минуты!
Илай махнул аколитам, и те принялись расставлять свои ловушки вдоль обрыва. Янтарь рискнул заглянуть в бездну, ожидая, что внизу уже копошится знакомая по прошлой атаке фосфорно-светящаяся масса, но там была лишь темнота, густая и непроглядная, как бы он ни щурился.
Расставив последние ловушки, аколиты сомкнули руки, образуя цепь.
– Я готов! – возвестил Иммануил.
– Аэээ, р-раздеваться уже не б-будете? – выстучал зубами Илай, ежась от холода и потирая плечи.
Аструм поднял палец в поучительном жесте:
– Не хочу вас шокировать, молодой человек, но даже я иногда ошибаюсь. – И вздохнул: – Вероятно, то было излишне. Итак, ассистенты, – крикнул он, обращаясь уже ко всем собравшимся, – шаг назад! Узрите!
И принялся исполнять странную пляску на краю ущелья, напоминающую одновременно движения пловца и танец цапли в брачный период.
«Мы не собираемся ему мешать?» – обратился Илай неслышно к Настасье Фетисовне, особо не надеясь, что она его услышит и поймет.
Но она услышала.
«Я сама, если честно, обескуражена. Но пусть пока творит, что ему вздумается», – достаточно отчетливо ответила капурна.
Какие-то мгновения ничего не происходило, и тут из ущелья ввысь взлетели, будто пули из мушкета, не один, не два, не десять и даже не пятьдесят зеленоватых призраков – бессчетный рой.
– Стоять! – крикнула Настасья аколитам, превознемогая ветер. – Не размыкайте рук!
– СИЛА, ПРИДИ, Я ГОТОВ! – возопил аструм, выгнувшись коромыслом.
Почти достигнув в своем вознесении облаков, рой кровожадных духов извернулся пиявкой и устремился вниз, к тропе ущелья, к геммам и капурнам. Настасья закричала не своим, каким-то гулким и страшным голосом и вцепилась в плечи двум ближайшим аколитам; по живой цепи облаченных в черное молодых людей побежало белое свечение. Поток ледяного воздуха напирал упругой, давящей волной, трепля плащи, сбивая капюшоны и снося треуголки. Волосы Аукс-Еловской встали дыбом, как у мистерики-разрушительницы с поучительной гравюры. Капурна запела, но никто бы не смог различить слов ее песни изгнания.
Свет понесся тонкими цепями вверх, а рой, стремящийся прямиком к Иммануилу, начал распадаться на отдельных призраков, и тех стало затягивать в горшки и ложки, в деревянных лошадок, в корытца и плетеные корзины. Аструм, до того стоявший неподвижно, почти блаженно закрыв глаза, начал понимать, что события идут не по его плану. Он заозирался и увидел, как призраки, барахтаясь и вереща голосами, едва ли различимыми человеческим слухом, и размахивая длинными костлявыми руками, впитываются в предметы, принадлежавшие когда-то жителям Мухонки.
– Нет, нет! Это мое! Они мои! – завизжал мистерик и заметался вдоль края тропы.
Одной ногой он раздавил-таки подвернувшийся глиняный горшочек, и несколько мгновений назад заточенный в него дух покорно лизнул его ногу, растворяясь в теле аструма. Но тот, в отличие от Илая, этого даже не заметил.
Илай караулил, чтобы безумец не сверзился в пропасть, но тут он увидел страшное.
Диана, дрожа то ли от ветра, то ли от ярости, подняла с земли крупный камень с острыми краями и медленно, точно наперекор ветру, шагала к незащищенной спине Настасьи Фетисовны, которая по-прежнему вливала свою странную силу в цепь аколитов. Илай отпустил край плаща аструма и рванул к сестре быстрее, чем успел о чем-либо подумать.
Он налетел на нее и сшиб с ног своим весом, оба полетели кувырком по наклонной тропе. Диана не кричала, только злобно барахталась, вырываясь изо всех сил. Илай, смаргивая влагу с заслезившихся глаз, выкручивал сестре руки, но и она не сдерживалась. Даже сквозь вой и крики вокруг Илай слышал, как трещат ее кости. Он испугался, что сестра сейчас сломает себе пальцы, лишь бы вывернуться из хватки, и тогда…
Диана тоненько вскрикнула и с размаху боднула кусок гранита.
– Ты что творишь?!
– Я! Не! Зверь! – отчеканила младшая и снова ударилась о камень, уже окрасившийся кровью с ее лба.
Ее окуляры, не выдержав такого обращения, раскололись и двумя блестящими половинками упали по обе стороны от ее головы. Илай в ужасе разжал руки. Спина сестры дрожала, кулачки судорожно сжимались, вбирая грязь и мокрый снег. Диана всхлипывала. Илай отшатнулся – он никогда не видел ее плачущей.
– Куда, скуда?! – грозно заорал Лес.
Илай обернулся и увидел, как тот едва ли не за шкирку втаскивает обратно на тропу Иммануила. Все же тот доплясался.
– Диана, живая? – подскочила к ним Норма и присела на корточки. – Иди ко мне, – скомандовала она и уложила сестру головой себе на колени. – О, святые заступники, твой лоб, твои окуляры!
– Пр-рости, – выдавила младшая, содрогаясь всем телом. По ее лицу двумя тонкими струйками, огибая нос и затекая в рот, бежала кровь. – Я думала…
Но договорить она не смогла: их голоса, вой ветра, стоны обиженного аструма и певучие формулы Настасьи – все заглушил чудовищный рокот из бездны ущелья.
Илай вскочил на ноги, хватаясь за мушкет, что висел у него на спине. Норма же, напротив, нагнулась, закрывая собой распластанную на земле Диану. Лес взял в упреждающий захват шею мистерика и попятился с ним назад, а Октав, что до этого прохаживался за спинами аколитов, пытаясь сохранить безучастный вид, застыл, нелепо расставив руки, – обычного оружия у него не было, только трость.
А рокот все нарастал, словно сжимая мозг и грозясь раздавить глазные яблоки. Он шел с самого дна ущелья, что находилось на неизвестной глубине, разверстой серафимским клинком. Под ботфортами Илая заплясала каменная крошка и взвихрился снег. Казалось, в небе задрожали звезды.
«Держитесь! Хватайтесь за скалы!» – скомандовал он своим, принявшись оттаскивать цепь аколитов от самого края.
И вовремя – стоило капурнам немного отступить, как на место, где только что стояли двое юных гробокопов, опустился первый палец.
То, что это именно палец, а не высушенный морской солью ствол дерева, Илай понял не сразу. Для этого ему пришлось увидеть всю монструозную кисть целиком. Она принадлежала скелету, но не человеческому и не животному, а словно бы собранному и сплетенному из множества полуистлевших костей. Нечто карабкалось наверх из ущелья.
– Химера рогатая… – пробормотал Илай вслух, но его,