Зима в Париже
Лохматая башкирская лошадка бодро везла старенькие сани. Возница щелкал хлыстом, а крохотная девчушка, закутанная в платок так, что из него только блестели глаза и торчал нос-пуговка, глядела по сторонам – на родное село, дым из печных труб, подвыпившего мужичка на обочине и, конечно же, на гордо возвышавшуюся над Парижем Эйфелеву башню.
Сани промчались мимо, обдав меня снежными брызгами. Фотоаппарат выскальзывал из онемевших от холода пальцев. Мужичок тем временем подошел и изрек:
– Никак турист пожаловал! Летом у нас, в Париже, таких навалом. Все едут и едут, на нашу Чудо-Матрену посмотреть.
– Эйфелеву башню, что ли? – не понял я.
– Эйфелева, шмейфелева… – еле выговорил он заплетающимся языком. – Может, по-научному и так, а я ее кличу по-простому. Чудо-Матрена она и есть. Как ее построили, я сразу, первым, наверх влез. А тех, кто после пытался, уже ловили, и такие штрафы впаивали, что не рассчитаешься. Тыщи по четыре! И вы не смотрите, что я поддат слегонца. Тройной одеколон – он лечебный. Родич пил его по чайной ложке от язвы желудка, и теперь как новенький. А уж настоечка на мухоморах… Эхма!
Он махнул рукой и направился в магазин с горделивой надписью «Парижское сельпо».
История Парижа начинается в середине XIX века. Тогда император Николай I по ходатайству оренбургского губернатора Сухтелена даровал переселенным по высочайшему повелению из Башкирии и Ставрополья казакам право в память о героической службе называть станицы в честь мест своих ратных подвигов. Насильственное переселение – дело печальное, и гордые имена были хоть небольшим, а утешением.
Так на карте Урала появились не только Париж, получивший свое название в 1843 году, но также Берлин, Лейпциг, Варна и много других сел со славными названиями – повоевать казаки успели по всей Европе. И тут же, рядом с вехами побед над внешними врагами, возникло село Остро ленка – след подавления русскими войсками польского восстания 1830 года. Во время Второй мировой в польской Остроленке героически погибнет нагайбак Иван Коновалов, защищая местное население от нацистов.
В XX веке к именитым селам присоединился Порт-Артур. А еще через несколько лет уральский Париж тоже стал местом баталий – из него красные под командованием Блюхера атаковали войска атамана Дутова, стоявшего в будущей столице Нагайбакского района Челябинской области – селении Фершампенуаз, в просторечии – Фершанка. Оно было названо в честь поместья, возле которого российско-австрийский отряд конницы победил в 1814 году французские пехотные корпуса маршалов Мармона и Мортье. По иронии судьбы, в том сражении тоже отличилась армия Блюхера, захватившая большой наполеоновский конвой.
Обитатели Фершампенуаза гордятся столичным статусом и снисходительно считают Париж глубинкой. Зато в 2005 году парижане получили настоящую Эйфелеву башню. Вышка сотовой связи похожа на французскую сестру, пусть и меньше ее в шесть раз. К тому же, если Москва – это третий Рим, то звание третьего Парижа ничуть не хуже. Второй Париж находится в Беларуси, и был назван так местным помещиком-самодуром без всяких героических заслуг и высочайших разрешений, просто из прихоти.
Несмотря на позднее время, глава сельской администрации Георгий Владимирович Петров был занят.
– Идет газификация Парижа! – важно объяснил он, но все же успел подыскать нежданным гостям место для ночлега и самолично отвез к своему школьному приятелю Коле. Перед этим, правда, поинтересовавшись, не собираюсь ли я писать про Париж гадости. В голову тут же закралось подозрение, что отсутствие ругательных статей про село объясняется тем, что едких журналистов здесь выставляют ночью на тридцатиградусный мороз. Но проверять его экспериментально не хотелось, и я заверил Георгия Владимировича в своих благих намерениях. Во Франции парижский мэр пока не был – не приглашают.
Коля оказался большеголовым коротко стриженым мужичком с высокими залысинами, облаченным в белую парадную майку-алкоголичку. Высокопоставленный друг детства сел в машину и укатил, а мы, спотыкаясь в темных сенях о что-то гневно мяучащее, прошли на кухню. Как и многие сельчане, Николай зарабатывал на севере, а теперь вернулся в родное село. Так уж здесь повелось: разъезжаются в поисках длинного рубля местные жители по всей России, но жить и умереть предпочитают в Париже.
– Я в Нижневартовске с французами работал, из Марселя, – рассказывал он, нарезая крупными кусками колбасу для неожиданных гостей. – Показал в паспорте, где родился, и сразу другом стал. Хорошие они люди, французские слесари. Тоже простые, как и мы. Только горячие и драчуны еще те. Иностранными языками я не владею, а все равно друг друга понимали.
Зверья в парижских лесах хватает. В окрестностях бродят лисы, даже не поворачивая морду в сторону проезжающих машин. А однажды Коля отправился по грибы и столкнулся нос к носу с двумя косулями. Испуганные животные выбежали к нему, спасаясь от охотников, и, казалось, просили защиты.
– Так взглянули на меня, что руки опустились. Как можно такую красоту убивать! Диким животным нельзя в глаза смотреть, а то выстрелить не сможешь.
Родичей у Коли много, есть даже парижанин – советник президента (в чем хозяин дома признался шепотом, перед этим долго советовавшись с женой, можно ли разглашать такую государственную тайну). Но с наибольшей гордостью Коля демонстрирует ветхую фотографию славного предка – казака, обладателя трех Георгиевских крестов. Даже для храбрецов-нагайбаков это было немалым достижением.
Первые упоминания о нагайбаках относятся к началу XVIII века, когда они обитали в Нагайбакской крепости, что в соседней Башкирии. В составе оренбургского казачества эти воины охраняли мягкое подбрюшье России от набегов неспокойных соседей и участвовали во всех кампаниях, от Русско-Шведской до Чеченской. Происходят нагайбаки от принявших христианство татар. Впрочем, сами они от такого родства открещиваются, и даже в поселковом музее экскурсовод обязательно расскажет вам, что на самом деле они – потомки финно-угорских язычников или на худой конец элитного отряда охраны ногайской принцессы Сююмбике, присланной в жены казанскому хану. Так или иначе, но браки с иноверцами в