Когда Лава связала все эти вещи, ей сначала стало весело, потом очень страшно, а потом перегруженный мозг нажал на эмоциональный предохранитель, и стало совершенно всё равно.
* * *
— Я знаю, что вы кивали людям, надеясь, что они вас узнают и откликнутся. Но вам никто не помог, и вы с досады убегали. И, боюсь, я тоже немного опоздала. — Лава не могла понять, что она чувствует. Как будто внутри неё было пусто. Она столько пережила за эти несколько дней, сделала кучу вещей, о которых раньше не могла и подумать. И когда она добилась цели, и когда она, возможно, узнает, что в отношении совершенно невероятного явления была права… что тогда?
Роман медленно покачал головой.
— Вовсе нет, ты много раз пыталась мне помочь… — Он спазматически закашлялся, у Лавы даже рука потянулась к телефону, чтобы в случае чего быстро вызвать скорую. — Правда, каждый раз мы приходили к одному и тому же исходу: меня отбрасывало назад во времени, а ты переставала узнавать меня на улице.
Рот Лавы приоткрылся.
— Отбрасывало?..
Что всё это значит? Её гипотеза была неверна?
— Ты ведь сейчас разговариваешь со мной в первый раз? — уточнил Роман.
Лава, ничего не понимая, нервно кивнула. Роман вздохнул.
— Я общаюсь с тобой вот уже много лет, но часто наши разговоры повторяются по многу раз… — Он снова закашлялся. — Мы с тобой даже ездили вместе и в Сингапур, и на Бали, и в Камбоджу… Тебе не понравилось в Сингапуре из-за того, что там было очень много белого, — Роман хрипло засмеялся. Лава пыталась сообразить, она ли сходит с ума или же он.
— Да-а… — тяжело продолжил Перевалов. — Ты каждый раз меня находила и каждый раз пыталась вытащить. И когда мне казалось, что всё наконец-то получилось, меня опять отбрасывало во времени. Мне казалось, что я всю тебя уже выучил, все твои любимые цвета, физические теории и уголки земли, каждый твой выход из дома, каждые тропы, каждые победы и неудачи… И все те случаи, когда тебе чуть не подпортили жизнь неаккуратные водители и старые крыши.
Лава почувствовала, что ей немного не хватает воздуха.
— Я вас не понимаю…
— Ох… — Роман схватился за голову. Выглядело это, правда, точно в замедленной съёмке. — Трудно каждый раз рассказывать всё сначала… Единственным источником информации от прошлого скачка становится только моя голова, никакие записи не сохраняются. Я их восстанавливаю, но они снова исчезают, и это ужасно деморализует.
Он горько посмотрел на Лаву.
— Никакой я не путешественник во времени. Мы даже не хотели влезать во временеподобную кривую, она сама на нас перезамкнулась. И после этого вся наша дальнейшая жизнь была потрачена на проживание временных петель. Двое как-то сами по себе вышли, но их почти не зацепило, одна покончила жизнь самоубийством, про другого я так и не узнал. Возможно, этот мой приятель тоже решил закончить всё радикально.
Лава быстро заморгала. Временные петли? Вроде как «день сурка»? Такое возможно?
Роман словно угадал её мысли. Хотя, возможно, он просто слышал их ни один десяток раз.
— Да, они длились от нескольких дней до нескольких месяцев, после чего происходил скачок и я попадал в один из предыдущих дней, чаще всего в следующий день после начала петли, но иногда на несколько суток раньше. Ты жила как нормальные люди, а я постоянно выскакивал перед тобой, всё более и более стареющий, уже знающий твоё будущее на месяцы вперёд.
Так вот как он успевал к её выходу, при этом старея с каждым днём!
Осознать это было очень тяжело. Лава приложила пальцы к пульсирующим вискам. Кивки, документы, валяющиеся календари, шарф цвета синего Клейна, и каждый её маршрут, и машина, и снег…
— Вы спасли мне жизнь, я вас так и не поблагодарила…
— Ерунда, — качнул головой Роман. — С тобой ничего серьёзно бы не случилось, я просто немного помог.
Голова у Лавы начала немного кружиться.
— 14 августа?
Роман кивнул.
— Вы… как будто сами себя прокляли… — Мягче сформулировать не получилось.
Роман долго кашлял прежде, чем ответить.
— Вернее и не скажешь, в один из предыдущих разов это заметила твоя Пандора. Лягушки, крысы, обезьяны… Всё происходило нормально, никто не попадал в временную петлю… или же мы это не могли заметить. Я сам выстрелил себе в голову, когда перестал осторожничать и таким образом выбрал проживание одних и тех же дней бесконечное количество раз, с осознанием, что, какими не были эти месяцы, в итоге я обратно вернусь ко времени, когда не был знаком с тобой. Я потратил юность на разгрызание гранита науки, и жизнь — на последствия этого.
Неожиданно он откинулся на кровать. Лава даже подскочила поближе, боясь, что ему стало плохо. Но Роман просто устал. Бесконечно устал. И от жизни, и от той болезни, что его явно очень сильно мучала.
— Прости… Мне и вправду тяжело в сотый раз говорить с тобой, зная, что ты опять всё забудешь,