Лава стояла рядом с Романом в маленькой захламлённой квартире. Рядом со стареющим мужчиной, который несколько месяцев назад был молодым. Несколько месяцев для Лавы и несколько десятилетий для него. Страшно представить, что он чувствовал, когда вновь и вновь встречал её на улице, зная, в какой час и в какую минуту она выйдет, надеясь, что однажды скачки прекратятся и ему в ответ на его кивок скажут: "О, привет, Ромка! Опять ты в этой дурацкой шапке? Ну что, на выходных сходим в антикафе?".
Но его не узнавали. Каждый раз. Точнее, знали, что он такой существует, но не помнили даже имя. И так проходили годы. И если Лава… точнее, те другие Лавы, которые попадали в реальность его петель… если они действительно всё перепробовали, чтобы это прекратить… то проклятие временеподобной кривой снять невозможно. Пока что.
В голове у Лавы было огромное множество вопросов. Как ощущается скачок, как Роман вообще выживал, почему ему не помог никто из коллег… но, кажется, она уже задавала эти вопросы. И получала на них ответы.
Неожиданно Лава осознала, что ей, в общем-то, всё понятно. И это было ужасно. Ужасно, отвратительно, безумно жестоко — понимать, что происходит, хотя человек не способен это понять. Человечество пока не готово к играм со временем.
Особенно невыносимо понимать, что уже слишком поздно.
Роман снова угадал её мысли.
— Да, столкновения с разгоняемыми частицами к добру не приводят. У меня не было возможности пройти обследование из-за того, что я не соответствовал больше своим документам, но я точно знаю, что несколько опухолей у меня есть и метастазы попали… куда-нибудь, откуда их не выгнать. Моя жизнь кончена, я разлагающийся биомусор.
По щекам Лавы катились слёзы. Роман вновь стал кашлять, очень сильно и очень тяжело, повернувшись на бок и закрыв рот руками. Когда приступ закончился, ладони оказались в крови.
— Скорее всего, следующий скачок я не переживу… — Роман с трудом поднял глаза на Лаву. Та ничего не говорила, только молча плакала. — Единственное, чем ты можешь мне помочь, если, конечно, ещё хочешь, после стольких-то попыток… Получится ли у тебя на этот раз запомнить меня? Просто запомнить то, что со мной случилось, чтобы никто не повторил моей ошибки?
Лава быстро закивала головой, сдерживая рыдания.
Роман снова постарался улыбнуться.
— Не плачь, Лава… Я видел множество вариантов твоего будущего, со мной и без меня. У тебя всё будет хорошо…
Лава кивала и плакала, не в силах ничего сказать.
Роман, однако, сумел начать перемещение по кровати и достал откуда-то непрозрачный пакет, в который было завёрнуло что-то прямоугольное.
— Не разворачивай это до нашей завтрашней встречи. Надеюсь, тогда я отвечу на все твои вопросы, которые ты задавала мне из раза в раз.
* * *
На следующий день Лава опоздала: кто-то из соседей уже успел позвонить в службу. Роман Эдмундович Перевалов, бывший младший научный сотрудник НИИ ПиВ, умер на тридцать третьем году жизни, будучи пятидесятилетним больным раком.
Пока накрытое тело выносили и загружали в машину, возле подъезда толпился народ, наверное, со всего двора, в основном пенсионеры. Все громко обсуждали случившиеся, кто-то говорил о сердечном приступе, кто-то об инсульте. Но ножом в сердце Лавы стали несколько высказываний про самоубийство: мол, в квартире валялось много открытых баночек и таблетки рассыпались…
"…До нашей завтрашней встречи".
Он не знал, что они больше не встретятся. Или… знал? Дождался её, после чего сделал то же, что двое его товарищей.
В это очень не хотелось верить. Это ужасно несправедливо, неправильно, нечестно! Почему он дал ей так мало времени?! Почему им было дано так мало времени?!
Несмотря на холод, Лава почти два часа просидела на лавочке возле чужой многоэтажки. В её сумке были несколько взятых из опустевшей квартиры бумаг, флешек, календарей с отметками. Хотя, возможно, позднее она найдёт способ забрать всё. Сохранение первоисточника и его последующая обработка, чтобы как можно больше людей узнали эту историю — вот и всё, что можно сделать, потому что это просил Роман.
А ещё он просил не разворачивать пакет до их встречи.
Подумать только, он страдал столько лет… А те дни, когда он перестал встречать её? Для него это были недели? Месяцы? Годы? Годы осознания того, что жизнь кончена?
Интересно, он до этого пытался убить себя? Самоубийство возвращало его к началу петли или же выводило на новый виток? Хотя… нет, это конец. Это точно конец.
И если всё действительно закончилось…
То, может, это и к лучшему. Жить во временной петле — да скорее даже спирали — с неопределённым сроком, зная, что любые изменения в жизни в один момент сотрутся и всё вернётся к началу, — это хуже пытки, нелюбимой работы или тюремного срока. Когда у тебя нет власти ни над своим временем, ни над своей жизнью.
Но всё же… это так несправедливо!
Лава вздохнула. Она чувствовала, что внутри неё пусто, точно в разграбленном сейфе. От человека, с которым, как оказалось, её связало так много, останется только прах и никому не понятный мусор.
"…Не разворачивай…"
Уже встретились. Лава достала и развернула заветное сокровище.
Оно оказалось толстой тетрадью со множеством вклееных листов. Это был дневник Романа Перевалова.
Лава, дыша на быстро стынущие без перчаток пальцы, с трепетом прочла первую запись:
"13 августа. Я устал делать отчёты. Надоело. Хочу на море! На Бали! Можно ещё в Сингапур. Любое место, где никто не нудит под ухом. Я скорее состарюсь, чем мы чего-то добьёмся. Ладно, завтра начинаем очередной крысятник на пятерых, на этот раз с нас хватит всех этих бесполезных мер предосторожности и мы заставим эту дурацкую линию отправить крыс во временную петлю. И мне очень хочется верить, что те крысы, которых я случайно заметил вчера, на самом деле завтрашние."
Синий экран смерти. Что теперь?
Семья беспокоилась: время близилось к полуночи, а Лавы всё не было дома. Она никогда раньше не задерживалась так надолго. И бабушка, и мама, и папа, и даже Атка звонили ей, но она не отвечала.
Наконец Лава пришла домой. От неё веяло холодом и мраком ночи. Ничего не говоря, никому ничего не объясняя, отказавшись от еды и тёплого душа, она пришла к себе в комнату и завалилась на кровать прямо в куртке.
А наутро у неё поднялась температура и начался сильный кашель. Перепуганные родители