Васильевич. Книга первая. Братик - Андрей Готлибович Шопперт. Страница 11

Великого князя упражнения на грязном полу или наставник этот пузатый высмеял. Ну, ничего. Этого же месяц всего. На следующий, если такими темпами добавлять, то он и сотню сделает. И тогда можно будет предложить на турнике посоревноваться. Найдут уж пруток железный. Или не найдут?

Глава 5

Событие тринадцатое

Революция мимо Артемия Васильевича не прошла. Да и не могла пройти. Он, если и не участник, то точно лицо заинтересованное. Изучая Смуту и деяния её основных действующих лиц Артемий Васильевич задумывался время от времени, а что, если бы Иван Грозный или Годунов отодвинули бы Шуйских куда за Урал навсегда или вообще за Стикс? Не одного двух, а всё семейство полностью. У кого-то из авторов, что пишут про попаданцев в прошлое, Артемий Васильевич читал, как такой боярский род вместе с холопами отправили в Сибирь. Вот именно так и нужно бы поступить Ивану Грозному. Ну, пусть не в Сибирь, рано ещё, а вот на Чусовую куда самое время. Возможно, не было бы Смуты. Не откатилась бы Россия на сотню почти лет назад. История сослагательного наклонения не терпит? А вот теперь? Как-то его сознание попало в это время⁈ И тут он может поправить это? Или не может? Послушает ли его брат? Шуйские принимали активное участие во взятие Казани? Какие Артемий Иванович не помнил. Но неужели без них бы не взяли?

А он сам может помочь? Да, чёрт его знает! Но попробовать можно. Нужно только освободиться от опеки Ивана. Уехать из Москвы. Куда? Так он князь Углицкий, и ещё куча городов отписана ему отцом. А по диссертации его выходило, что сейчас его вотчинами и особенно Угличем, где потом будет жить Мария Нагая с царевичем Димитрием, как раз Шуйские и распоряжаются, забирая с них все налоги и грабя купцов и ремесленников, холопя их.

Получалось, как ни крути, что низложение Шуйских в его прямых интересах.

Началась для Юрия революция с того, что в его комнату, где он опять как раз отжимался, влетел расхристанный красный и орущий чего-то Иван. Брат схватил его за отворот кафтана и рывком приподнял с пола. Потом порывисто обнял, прижался к нему и, отстранившись резко, опять что-то прокричал, махнул рукой, завис на минуту целую, а потом схватил за руку младшего брата и потащил за собой.

Они по переходам почти бегом выскочили, не одевшись, на улицу, и Иван потянул брата, не попадающего в его широкие шаги и запинающегося иногда, мимо того места, где в будущем Царь пушку и Царь колокол поставят, к Курлятным воротам. Сейчас ещё никакой Красной площади нет. Это место называется Пожар. Не так давно тут все лавки сгорели, а скоро в 1547 году вся Москва сгорит дотла. Выбежали они на неё в районе будущего Исторического музея. Там толпа собиралась. Вернее, толпа там уже и так была приличная, но увеличивалась прямо на глазах. Воины, что спешили вместе с ними, врезались в людей грудью своих коней, и как ледокол рассекли толпу зевак. Следом за этими всадниками и они с братом добрались, наконец, до двойных Курлятных ворот. Метрах в десяти от них на земле лежал ещё живой человек в одних портках, босой и его избивали тонкими палками и плетьми с десяток человек. Эти тонкие палки, насколько знал Боровой, и называется батог. От слова бат — палка. Однокоренное слово «бить». Потом Пётр переименует в шпицрутены.

Человек ещё вздрагивал временами, особенно если ему прутом прилетало по голове. Но долго это не продлилось, вскоре человек перестал дёргаться. А люди в красных кафтанах продолжали молотить человека палками и кнутами.

Можно было не спрашивать у Ивана, кто это. И без того ясно. Это тот самый Андрей Михайлович Честокол Шуйский. Честокол он потому, что его брат Иван — Плетень. Ну, или наоборот. Обычай такой братьев по образу другого брата называть. Всё, как в летописях и воспоминаниях иностранцев. Сейчас псари по приказу Ивана забили главу боярской Думы.

И с сегодняшнего дня власть Шуйских в стране пошатнётся, и к этой самой власти придут Глинские. Но ненадолго. Вскоре уже Иван будет венчаться на царство. Несколько лет осталось. А следом пожар 1547 года и восстание в Москве, где убьют одного из Глинских москвичи, и где выживет бабушка и второй Глинский, но влиять на Ивана уже не будут.

Артемий Васильевич чуть отошёл от брата, тот прыгал, радовался смерти Андрея Честокола, орал чего-то и брызгал слюной в ухо Юрия. Рядом с телом Шуйского стояло двое дядьёв, их Боровой уже знал, а со старшим даже играл в шахматы. Князья Михаил и Юрий Васильевичи Глинские подзуживали псарей, заставляя тех колотить батогами уже явно мёртвого регента. Вскоре по их наветам и по указанию хлебнувшего крови Ивана убьют, казнят и сошлют в монастыри всех сподвижников Шуйских. Фамилий и должностей Боровой не помнил, но среди них и регенты будут. Тут ведь что интересно, Семибоярщиной будут называть время правления бояр во время Смуты. А вот про эту семибоярщину даже в школьных учебниках не упомянут. А по завещанию Василия третьего опекуны Ивана так и назывались. Ну, почти так, по завещанию до совершеннолетия Ивана державою должен править опекунский совет или если точно по тексту «седьмочисленная» боярская комиссия.

Юрий поёжился и дёрнул за рукав гримасничающего старшего брата.

— Холод! — прокричал он, стараясь перекричать вой, плач и гогот толпы.

Иван не сразу понял, что-то продолжал говорить, смеясь, но потом до него дошло. Он через голову сдёрнул шубу с кого-то из бояр, а не с кого-то… Этого боярина Артемий Васильевич узнал уже. Это был дворецкий — князь Иван Кубенский из партии Шуйских. В памяти мелькнули воспоминания. Вроде бы вскоре Иван его казнит. Хотя, мог и ошибаться. Диссертацию он писал чуть не тридцать лет назад, и фамилии из памяти выветрились. Да и писал он о событиях, случившихся через шестьдесят лет, а эти вот так мельком просмотрел, чтобы понимать кто кому родственник. Так-то все родственники. Этот то ли племянник, то ли внучатый племянник Василию третьему по материнской линии.

Накинув на брата шубу с боярского плеча, Иван подхватил Юрия и потащил за собой назад в хоромы, продолжая смеяться и что-то говорить.

Расправа над Андреем Шуйским на Борового особого впечатления не возымела. Ну, во-первых, он о ней знал. А во-вторых, и сам уже думал, как всех Шуйских извести.