– Ладно, извини, Андрюш, наверное, ты прав. Здесь по-другому нельзя. Не поймут.
– Что, девчата, поехали? Дилижанс подан прямо к подъезду. Кони в нетерпении бьют копытами. Ну, кто первый? – спросил Андрей и протянул руку, чтобы помочь девушкам выбраться на дорогу.
– Все, девчонки, давайте прощаться, – сказал я, обведя всех взглядом. – Удачи не желаю, она женского рода, изменчива. Поэтому успеха вам.
– Изменчива? – переспросила Аня. – Вот чья бы корова мычала, – фыркнула она.
Видимо, даже сейчас, в минуту расставания и неизвестности перед грядущим, мириться со мной не желала.
– И тебе, Олег, успеха, – взяла слово Жанна. – Береги себя.
– Ты его еще на прощанье облобызай, Жаннуля, – со всей язвительностью, на которую только была способна, промолвила Аня.
Жанна с ангельским спокойствием, посмотрев на Аню, лучезарно улыбнулась, затем приблизилась ко мне, обвила руками шею и нежно-нежно поцеловала в щеку.
Меня обожгло ароматом ее тела, когда она прижалась ко мне, под невесомой тканью туники я ощутил ее гибкое и упругое тело, несмотря на то, что момент был совсем неподходящий, помимо моей воли, бесконтрольная часть моего организма отреагировала сильным возбуждением, а в голове галопом пролетела дурацкая, совсем не к месту крамольная мысль: «Интересно, а какая она в постели?»
«Все-таки ты неизлечим», – безотрадно констатировал мой внутренний голос, который, кстати, мне же эту мысль насчет того, какова Жанна в постели, и подбросил, провокатор долбаный.
– Ни пуха тебе, ни пера, Олег, – похлопала Жанна меня по груди и, приняв помощь Андрея, взяв его за руку, вышла на дорогу
Женя как-то несмело, по-детски тоже на прощание чмокнула в щеку. Алина крепко обняла.
– Ты, Олег, прости меня, если была груба с тобой. Не держи зла, ладно?
– Все нормально, Алиш, успеха.
– И тебе успеха.
Мы остались с Аней наедине.
Ань, ну прости ты меня. Я очень виноват перед тобой, и это уже не исправишь. Не знаю, что нас ждет впереди, но не хочу, чтобы мы расстались на такой ноте.
Аня ничего не ответила, только, пока я каялся, пронзительно, пристально смотрела мне в глаза, выворачивая меня наизнанку, как будто ища там, внутри, что-то очень важное для себя.
– Ты ее по-прежнему любишь? – тихо спросила она, продолжая пытливо смотреть на меня. – Только ответь честно. Не лги.
Я понял – сейчас соврать нельзя, да и не получится. Аня даже малейшее проявление лжи чуяла за версту, и попытайся я хоть немного слукавить, отвечая на этот непростой для меня вопрос, это бы надолго сломало начавшуюся хрупкую попытку к диалогу. Теперь я сам заглянул глубоко в себя, перевернул там все вверх дном и не нашел стопроцентного правильного ответа. Я сам в себе еще так до конца и не разобрался. Вроде бы все, вырвал с корнем, с глаз долой – из сердца вон. Светка для всех нас враг, и никак по-другому, но каждый раз даже при мимолетном воспоминании о ней что-то там у меня внутри щемило и екало, больно отзываясь в сердце. Конечно, я знал, что подспудно хотела услышать Аня, но врать нельзя. Поэтому я попытался, насколько мог, быть честным:
– Нет. Не знаю. Наверное, нет, – неуверенно покачал головой.
– Когда определишься, тогда и поговорим, повернувшись, она молча пошла к Андрею.
– Я сама, – оттолкнула Аня его протянутую руку и, высоко подняв подол туники, чтобы не мешал движению, легко выбралась на дорогу.
– Счастливо, Андрюш, – обратился я к нему. – Береги девчонок.
Андрей в ответ поднял правую руку, согнул в локте и сжал кулак.
– Но пасаран, враг не пройдет, – шутливой скороговоркой вполголоса, чтобы не слышал возница, пробубнил он лозунг испанских патриотов-антифашистов в годы войны с франкистами. – Удачи тебе, Олежа.
Ус-пе-ха. Олух ты царя небесного. Успеха, – поправил я его. – Все, ступай с богом.
Девчонки рассаживались в телеге. Интересно было в это время наблюдать за возницей: дед украдкой, не поднимая глаз, стараясь сделать это незаметно, проводил взором каждую девушку, сверху донизу оценив их физические данные и достоинства. В его белесых глазах малюсенькой искоркой зажглось вожделение. «Ну дед, ну пенек трухлявый. Ты даешь, – подумал я. – Самому в обед сто лет, а все туда же. Ты, видно, в молодости ходок был еще тот». «Совсем как ты», – вставил свои три копейки мой внутренний голос.
Андрей сел последним.
– Трогай, селянин, – приказал он.
Дед встрепенулся, как от удара кнутом. Хлестанул вожжами по бокам своих лошадок. Те с места не тронулись, только, обернувшись бегемотскими мордами, обиженно посмотрели на него.
– Но-о-о… – прикрикнул дед и еще раз от души врезал им по толстым бокам.
Парнокопытные тяжело вздохнули и, понуро опустив головы, с явной неохотой стронули заметно потяжелевшую телегу. Несмазанные колеса так же неохотно с трудом прокрутились, противно скрипя при этом. Дед, не жалеючи, еще раз врезал вожжами, теперь по конскому крупу, видимо, для того, чтобы лошадки побыстрее набрали крейсерскую скорость. Те, закусив удила и наверняка втайне матерясь на своем – на лошадином, потрусили вперед. Телегу в такт трусце парнокопытных затрясло как в лихорадке да еще и замотало как пьяную из стороны в сторону по дороге.
Да. Поездочка им всю душу вымотает и вряд ли взбодрит. Но, как гласит некая народная мудрость: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти».
Интересно, согласилась ли бы сейчас моя команда с данным тезисом? Не факт. Провожая взглядом своих друзей, я невольно перекрестил их вслед, так когда-то делала моя мама, если я уезжал куда-то далеко и надолго. Наверное, таким образом она отгоняла все неприятности, какие могут случиться по дороге, и мне кажется, что это всегда помогало мне в пути, делало путешествие безопасным, легким и необременительным.
Я подождал, пока повозка скрылась за горизонтом. Все, теперь тоже могу выбираться на дорогу и отправляться в путь, вот только перекрестить меня некому.
Опять вернулось то самое чувство тоски и безысходной тревоги. «Наверное, это от того, что остался один», – успокоил я сам себя. Задрав голову, взглянул на высокое синее небо без единого облачка. Надо же, совсем как на Земле летом, в июне месяце. Покрутил головой по сторонам, прислушался – тихо, ничего подозрительного и постороннего не обнаружил. Так что вроде как опасности ниоткуда не предвидится. Ладно, хватит к себе прислушиваться. Пора в путь. Впереди нас ждут великие дела.
Я вышел из своего укрытия, из-за двух поваленных деревьев. Поднялся наверх, уверенно вступил на