Дверь треснула, сорвавшись с одной петли.
Я поцарапал пол ногтями, мрачно ухмыляясь и вспоминая тот самый пинцет с пластинкой без уголка. Ненавижу эту ситуацию. Но если я не вытащу карту…
Дверь застонала, как живая, лопнула еще одна петля. Я заставил себя не смотреть в ту сторону и продолжил вовсю скребсти этот несчастный лист бумаги. Попытался подхватить его ногтем снизу.
Дверь снова поддалась. Она уже висела на одной петле, к счастью, верхней.
Я схватил карту и каким-то чудом выдернул ее. Дверь замерла. Я икнул и сел на холодный мокрый пол. За спиной засмеялось, включился свет. А на меня с карты смотрела пиковая дама.
И улыбалась.
Глава 4. Хапун и плохой мальчик
– Влад, ты в курсе, что я ненавижу комаров? – Светка проводила взглядом ненавистное насекомое. Оно, нагло пища, приземлилось мне на щеку. Я хлопнул по комару и размазал его, оставив длинный алый росчерк.
– Я тоже, – согласился, увидев, как на месте убитого появилось еще пятеро десантников. Пришлось немного поработать рукой, прежде чем комаров стало ощутимо больше. Они что, одержимы жаждой мести за убитых родственников? Или это просто я такой невезучий?
– Вот бы кто изобрел комариный пылесос, – Светка тоже занималась истреблением насекомых. Но они брали числом и наглостью.
– Вот бы они оказались нечистью, – я достал баллончик и пшикнул на комаров. Те, оглушенные, рухнули вниз, но я не успел их добить. И проводил очнувшихся тварей злым взглядом.
– Можно еще подать в суд на изготовителей репеллентов.
Светка осеклась и прижала палец к губам. Я согласно кивнул, тоже услышав это: мелодию из «Спокойной ночи, малыши». Кто-то или что-то тихо напевал: «Спят усталые игрушки, книжки спят…»
– Думаешь, это Хапун? – шепотом спросила Светка.
Я пожал плечами. Ну да, я же великий спец по Хапунам и связанным с ними монстрам. Осталось только извлечь из своего широкого багажа знаний нужные сведения. И вуаля, все готово. Ага, щас.
Впереди мигнул и погас фонарь, потом еще один. Стало темно и неуютно. Светка придвинулась ко мне. Я хмыкнул, но не отогнал. Меня интересовал тот, кто стоял в конце темного коридора между погасшими фонарями и смотрел в нашу сторону. Невысокий старик с седыми бакенбардами, в длинном старом плаще непонятного цвета. Возле ног лежит раскрытый чемодан, какой обычно показывают в советских фильмах. Старик молча улыбается, кажется обычным человеком, уронившим чемодан. А тот почему-то раскрылся, обнажив темное нутро.
Мелодия продолжала играть, Светка хваталась за мою руку, напряженно разглядывая Хапуна. А в воцарившейся тишине раздались неувернные робкие шаги. Мальчишка, лет десяти, перебирается через дорогу, на которой сейчас нет ни одной машины. Медленно идет, будто гуляет. Но я знал, что родители его не отпускали. Скорее всего, он часто бегал в ту самую заброшку, что стоит рядом с супермаркетом. Больше опасных мест здесь я не знаю. Кладбище разве только, но для десятилетнего мальчишки это слишком далеко…
Мальчишка идет, Светка вонзает ногти мне в руку. Я с трудом пытаюсь отогнуть ее пальцы, неожиданно сильные. А сам смотрю только на старика. Хапун не меняется в лице, его улыбка словно приклеенная. Он так похож на человека, что не найти даже одного отличия.
Если не считать этой улыбки…
Мальчишка все ближе, мелодия успокаивает, баюкает, как ей и положено. Моя рука тяжелеет. Наверное, стоит пойти домой, ничего страшного не случится. Ну подумаешь, заберет мальчишку этот забавный старик, не сожрет же ведь. А может и сожрет, мне какое до этого дело?
Затылок обожгло. Я чуть не вскрикнул, хватаясь за него, и уставился на Светку. Та держала ладонь на браслете, бледная и готовая снова давить на бусину, а то и на несколько сразу. Я задрал ладони, пытаясь остановить ее от необдуманного шага. Но Светка кивнула в сторону чемодана.
Мальчишка уже был совсем близко к чемодану, в котором нельзя ничего увидеть. Кто знает, может, там лежат куриные ноги, завернутые в газету, яйца и что-то еще съедобное. Но я в этом сомневаюсь.
Прогнать бы еще туман из головы.
Я вылетел из укрытия, бросившись к старику и его чемодану.
В глазах старика мелькнуло нечто, похожее на удивление. Не стал пояснять ему, кто я такой и зачем здесь, схватил мальчишку. Тот извернулся и попытался укусить меня. Вот же… мелкий паршивец! Ухватив за шкирку, я хорошенько его встряхнул. Тот снова извернулся и пнул меня по ноге. Мы начали заваливаться, и я почти заглянул в нутро чемодана.
Пустое, черное и бездонное. Будто в бездну глянул.
Зашипев от натуги, я покатился по земле, прижимая к себе брыкающегося мальчишку. Врезался плечом в стену дома. Мелкий клацнул зубами, чуть не откусив мне ухо. На какой-то миг я даже поверил, что все-таки откусил. Но нет, мальчишка щелкнул зубами в воздухе. И в его глазах появилось нечто, похожее на разум.
– Ты кто? – спросил он.
– Придумал бы вопрос пооригинальнее, – проворчал я, отдирая от себя ребенка.
– Где я? – мальчишка начал подниматься, глядя на меня с испугом.
– Ты в большой жо… опасности, – ответил, посмотрев на дорогу. Но там уже никого не было. Старик и его чемодан исчезли, оставив после себя лишь давящую тишину, да сладкий запах свежих булочек. Откуда он, кстати?
– Я хочу домой! Домой хочу!
– Тебе пять лет что ли, так ныть? – я потер ушибленную поясницу и мысленно обругал все свои акробатические трюки. Сальто мортале, блин. Я бы еще канатоходцем заделался. И что мне не пришло в голову кинуть в ребенка камень? Все лучше, чем лезть с этим пацаном в чемодан.
– Домой хочу!
Мелкий был согласен выглядеть пятилетним, только бы его отвели домой. И что вот с этим делать, жаждущим? Я посмотрел на Светку и потыкал пальцем в ребенка. Светка фыркнула и нагло заявила:
– Забудь. Я и так тащу на себе два рюкзака. Не хватало еще и ребенком заниматься.
И в ответ на мои протесты, что рюкзаки могу понести я, Светка гордо удалилась, сверкая белыми подошвами кроссовок. Я остался один с ревущим пацаном. И начинал постепенно ненавидеть всех детей.
В особенности тех, которые только поступили в университеты.
– Ладно, показывай, где твой дом. А то ведь не заткнешься. – фыркнул я и повел пацана на тротуар.
Там уже начинали работать фонари, и улица приобретала