В зале, конечно, после этих слов поднимется шум, все закричат: «Как в спящем? Почему в спящем? Ведь он же не спит! Он же разговаривает, шутит, смеется и даже играет в шахматы!»
И тут ведущий снова скажет: «В том-то и дело, что Юрий Иванов, Юрий Евгеньевич Иванов, хотя и разговаривал, шутил и играл, все же находился и сейчас находится в спящем состоянии, что и удостоверит присутствующий здесь профессор».
Седовласый профессор удостоверит, что я действительно нахожусь по частоте пульса, по глубине дыхания в спящем состоянии, и все придут в необычайное изумление. А ведущий скажет, что это и есть новое и невероятное открытие псипа, сверкса и чедоземпра Юрия Евгеньевича Иванова, заключающееся в том, что человек спящий может бодрствовать, а бодрствующий — может спать, не теряя даром ни минуты времени.
На этом воспоминания Иванова обрываются. Затем он начинает вспоминать утро следующего дня…
Воспоминание тринадцатое
ЗЕЛЕНЫЙ ШУМ
…Когда я проснулся, первое, о чем я подумал: как мне проучить всех этих жалких шпионов. Я решил это сделать сегодня же утром, после зарядки и завтрака. Я вышел на балкон на яркий утренний свет, потому что услышал на дворе какой-то подозрительный шум. Но вы знаете, что «лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать», гласит народная мудрость. Ну, а что делать, если наши глаза не все способны разглядеть? Взять, к примеру, свет (самое темное место в физике, как считают ученые). Видимый свет — это электромагнитные излучения, которые мы ощущаем. Такое излучение дают волны, длина которых лежит в определенном диапазоне. Но стоит только волне «перебежать» границу в правую или левую сторону, как она превращается в невидимку. Инфракрасную и ультрафиолетовую области оптического спектра мы не видим. Но я, как вы сами понимаете, вышел на видимую часть света, и что же? Вертишейкин рассматривал меня в упор в бинокль.
— «Большое видится на расстоянии!» — сказал он мне нахально вместо «здравствуйте!» — Это как сказал Есенин, — пояснил Вертишейкин.
— Большое видится И на расстоянии, как сказал Иванов, — поправил я Вертишейкина и Есенина.
Я нарочно потянулся и прислушался к себе. Все анализаторные системы моего организма работали прекрасно. Кристаллы углекислых солей давили на мембрану моего уха, сигнализируя об идеальном состоянии моего слуха. Я прекрасно слышал все, что происходило вокруг меня, надо мной и подо мной.
Внизу, возле ворот дома дежурила, громко о чем-то переговариваясь, масловская дружина.
— Все равны, как на подбор. С ними дядька Черномор! — пояснил Вертишейкин, кивнув головой в сторону Маслова.
А я сказал:
— Зеленый театр… — зеленый шум! — при этом мне показалось, что что-то когда-то вроде этого было в моей жизни. Вот так же кто-то стоял, чего-то от меня требовал, я с кем-то ругался… Или я что-то об этом читал в какой-то книжке?.. А не все ли равно с кем, когда и что было?! Не отвлекайся, Иванов, не отвлекайся от Перигея, который ты сейчас покажешь своим одноклассникам. Они хотят проникнуть в твой Апогей, но пока еще рано, рано еще проникать им в твой Апогей. Вообще-то Апогей самое дальнее удаление сверхкосмонавта от Земли. Мой Апогей — это, когда я выполню порученное мне самое трудное задание на свете, а Перигей — это самое близкое приближение к Земле сверхкосмонавта. Это примерно вообще, а в данном случае мой Перигей — мое самое близкое приближение к моим земным делам и заботам. И сегодня, скажем, через час, я начну, как говорится, приоткрывать завесу, я позволю заглянуть в щелочку забора, как бы существующего вокруг меня в моей жизни, я позволю заглянуть в щелочку этим сгорающим от любопытства. Да не сгорающим, а, точнее, тлеющим от любопытства ченеземпрам! Колесников-Вертишейкин не сводил с меня молящих глаз, стараясь при этом даже не моргать, чтобы не пропустить чего-нибудь. У него даже слезы на глазах выступили от напряженного внимания.
— Часа через два мы многих недосчитаемся, — сказал я задумчиво.
— В живых? — заинтересовался Вертишейкин.
Эта фраза для него сразу же запахла антологией таинственных случаев. Он подождал моего ответа и вежливо переспросил:
— Недосчитаемся в живых?
— В еле живых, — объяснил я. — Пересчитай всех по цифровой системе, — приказал я Вертишейкину.
— Ох и интересный же ты человек, — сказал Вертишейкин, и как мне показалось, с неподдельным восторгом. — Ну до чего же ты интересный человек, Иванов! Вот есть цирк, кино, телевидение, театр, а ты один — все, вместе взятое!
— Ты вот что, Вертишейкин, ты слов так зря не бросай, ты пойди и запиши, что я интересный человек и, так сказать, что я все, вместе взятое, запиши и покажи это моему отцу.
— И маме? — спросил Вертишейкин.
— Маме не надо, мама и без тебя знает, что я интересный человек и, так сказать, все, вместе взятое!
— Хорошо, — сказал Колесников.
— Не «хорошо», — поправил я Колесникова, — а слушаюсь.
— Слушаюсь, — поправился Колесников.
— И вот что еще… Раз уж антология таинственных случаев, так антология, — сказал я, а про себя я подумал, что это хорошо и правильно, что я уже сейчас записываю о себе воспоминания, но еще лучше, если будет записывать обо мне воспоминания еще кто-нибудь, ну, скажем, тот же Колесников-Вертишейкин. И еще я подумал, что этот Колесников-Вертишейкин со своим заурядным умом сам не разберется, что произойдет в парке на его глазах, поэтому я сказал:
— Ты, Вертишейкин, со своим детективным умом сразу не разберешься и не поймешь, что сейчас произойдет, поэтому я тебе объясню. Все это тоже, между прочим, запиши. Значит, так: сейчас я выйду на улицу и побегу в ЦПКиО, в парк, туда, где аттракцион, понял?
Вертишейкин кивнул головой, что он все понял.
— До парка со мной добежать сумеет только Маслов, остальные не выдержат и отстанут. Чтобы не подумали, что Иванов сбежал, и чтобы не искали по всему парку попусту, я тебе скажу, где мы с Масловым будем.
— Это тоже записывать?
— Это тоже записывай, — сказал я. — Значит, там в парке есть всякие аттракционы: ну, «Трабант», «Миксер», «Веселый поезд», «Чашечки», там автодром, кареты, карусель, «Музыкальный экспресс», аттракцион «Твистер», двухрядная карусель, «Ракетоплан-1», «Ракетоплан-2», «Мертвая петля». Так вот, я, в основном, буду развлекаться на аттракционах, возле которых висят такие предупреждающие таблички: «Лицам, страдающим головокружением, сердечными и другими