– Собака не может быть такой огромной, – возразил Корса.
– А кто, по‑твоему, это? Старикан, который так расстроился, узнав об изменах жены, что убежал через черный ход?
– Он, кстати, забыл альбом с фотографиями, – подняв с пола «проводник печали», заметил Том.
– И я про то, – усмехнулся Торн. – Как с ними Боб ладит? Я полдня поработал – голова чугунная, хоть гвозди вбивай. Кстати, парни, если быстро справитесь, успеете на ночную гулянку.
Цыган посмотрел на близнецов, те, пожав плечами, дали понять: а что тут такого, вывезем за город, скинем в реку, полчаса работы. Зато потом отожжем ночью, тем более сам Торн будет готовить пирушку.
– Мать просила сегодня остаться дома, – замялся Корса. – У нее сердце больное, боится ночевать одна.
– Уложи и приходи, – предложил Торн. – А утром в кроватку, хотя как знаешь, я хотел в этот раз показать вам, как гуляют у нас в Европе, такого на звездно‑полосатом континенте за жизнь не увидите.
– О, да! – радостно схватили брезентовый тюк братья Дефферы. – Такую тему мы любим!
– Ну, вот видишь, Роберт, носильщики найдены, нужен хороший водитель, – протягивая двести долларов сказал Торн. – Это на бензин, сдача твоя.
– Спасибо, – оживился Корса, и его глаза заблестели. Он уже перестал забивать себе голову вопросом, чье тело на самом деле завернуто в брезент. Раз начальник говорит, что там пес Боба, то почему нет? Собака и вправду пропала, а псина была здоровой, причем вредная, так что за двести долларов даже в удовольствие будет от нее избавиться. Корса подошел к трупу и пнул его ногой.
– Триста, – заявил он, – Ночью бензин дороже.
– Не вопрос, – улыбнулся Торн и достал еще сотню.
Поздней ночью, когда гулянка в шатре была в самом разгаре, пьяный Сорс постучался к гадалке, та в накинутой на плечи шали сначала вышла на порог, а после просьбы поговорить по душам понимающе впустила позднего гостя. Они долго разговаривали, Роджеру нужен был собеседник, много чего накипело в душе, так что вся правда потоком лилась из его уст. Но самое печальное, от этого не становилось легче, потому что проблема с шатром Грукка таким образом не решалась.
– Ничего не поменялось, – разложив карты, прискорбно констатировала Тамара. – Только огонь все остановит.
– Огонь так огонь. Уговорили, – грустно выдохнул он, – Завтра застрахую парк, и пусть горит все к чертовой матери.
А цыганка, не слушая бормотаний толстяка, достала из серванта платок сына и раскинула на нем руны, потом снова взяла колоду, пытаясь точнее прочитать будущее Роберта. Ее лицо менялось с каждой вытащенной из колоды картой, движения рук становились медленнее, а на глаза наворачивались слезы, но она не останавливалась, переворачивая карты до последней.
– Будь проклят твой парк, Сорс, – прошептала она и, отвернувшись, заплакала.
– Не реви, что там?
– Ничего хорошего! Ты повысил им аренду, ты знал, что он мясник, но продолжал брать деньги, – закричала женщина.
– Не пори горячку, – осек ее Сорс. – Аренду он сам предложил повысить
– Вон из моего дома, – резко поднявшись на ноги, приказала она.
Пьяный гость не сразу понял, что от него хотят, но, встретившись с разъяренным взглядом гадалки, решил не продолжать беседу. Опираясь на трость, встал и, пошатываясь, побрел к выходу. Закрыв за ним дверь Тамара проследила в окно, чтобы тот пошел к себе домой, затем взяла на кухне шланг, а в подвале канистру, и тихо, под покровом ночи, доковыляла до своего автофургона. Открутив крышку бака и едва не поперхнувшись бензином, слила несколько литров. Медлить было нельзя – следующая ночь станет последней, как сказали карты, а значит, надо спалить дотла этот шатер зла. Тем более карты предсказывали неминуемую гибель сына, если не остановить Грукка.
Настраивая себя на задуманное, она заглянула через окно в комнату Роберта и только после того, как разглядела на кровати силуэт спящего сына, решительно выдохнула и покрепче сжала канистру. Решение принято! Зло должно сгореть!
Хладнокровно обливая бензином стенки шатра, женщина старалась не шуметь. А в самом шатре пирушка шла полным ходом: женский смех, грозный бас здоровяка Торна, еще чьи‑то голоса, в общем, как и во все предыдущие ночи, там царили разврат и похоть.
– Эй! Как же кайфово жить! – выбежав на улицу, закричал полуголый Том и подкурил сигарету.
– Ну как девочки? – похлопал его по плечу подошедший брат.
– Огонь! Торн не соврал, что будет королевская ночь, – жадно затягиваясь, ответил Том. – Чё там Корса, уже закончил со своей пышнотелой? Я‑то готов на второй заход!
Цыганка посмотрела на братьев. Поначалу ей показалось, что они говорили про ее сына, но, прислушавшись, она поняла – обсуждают девчонок, и, брезгливо сплюнув, женщина еще решительнее стала обливать брезент. Когда бензин закончился, она достала спички и замерла.
– Бросай курить, – поторопил брат брата. – Девчонки стынут.
– Малые, вина мне принесите! – послышался голос Торенса из шатра.
– Торн зовет, бегом бросай курить, – приказал старший, и Том, не затушив сигарету, кинул ее мимо урны.
Упав рядом с валяющимися на земле корешками билетов, та стала тлеть, цыганка заметила это и, подойдя к урне, подкинула сухой травы. «Так даже лучше», – подумала она, глядя, как от сигареты разгораются язычки пламени. Одно дело нужда, и совсем другое, когда нечто свыше вмешивается, протягивая тебе руку помощи. Ее не страшил грех, и она бы не задумываясь чиркнула спичкой, но действительно так даже лучше, геенна огненная сгорит от собственного пламени. Жалко близнецов, но они парни молодые, почувствуют запах дыма – быстро сообразят, что делать, а вот лилипут со своим братцем пусть горят до головешек, никакой жалости и никакого сомнения!
Крохотное пламя перебиралось от травинки к травинке, боролось за существование, оставляя после себя тлеющую траву, и вот, добравшись до брезента, огонь почуял пары свободы. Горящая река потекла по бензиновому следу, шатер вспыхнул, как стог сена,