Так вот, двое из пленных, а одеты в халаты, как и все, грязные и рванные, но лица наши, присели рядом, один, русак, второй вроде нет, и лицо у него знакомое, никак вспомнить не могу.
— Вова, ты как? Вспомнил чего? Рафик говорит всё забыл.
— Забыл, не помню, — подтвердил я, причём продолжал хрипеть, видимо горло пострадало. — Кто я?
Вот лейтенант, тот самый офицер, и начал описание. Попал я в сержанта Васильева, Владимира Петровича, чуваш, служил в Пятьдесят Шестой десантно-штурмовой бригаде. Эти трое оттуда, даже из одного взвода. Командир взвода, лейтенант Евтухович, и рядовой Рахимкулов. Те в апреле вели бой при зачистке кишлака, как свои отошли и не заметили. Им не сообщили. Дрались в окружении, держа оборону в одном доме. Уже не раз раненые, когда закончились боеприпасы, приняли бой в рукопашную. Моджахеды атаковали. Обессиленные были скручены, связны и вывезены тайными тропками в Пакистан. В двух кишлаках содержали в Афгане, лечили, и только неделю назад их сюда в Бадабер привезли. Я же изумился. Я помню и Васильева, и Рахимкулова, постаревшие на пять лет, лица в морщинах, седина в волосах. И взгляды. Они не сдались. Правда, выглядели по-другому, потому я татарина и не узнал. Ну там виденья, а участников восстания я помнил, потому видимо и были их данные среди спасённых. А вот лейтенанта тогда не было. Васильев особистам при допросах сообщил, что ещё восемьдесят втором умер от частых избиений, надорвалось что-то внутри, за три дня сгорел. А тут значит восьмидесятый? Два месяца как в плен угодили? Пока нет пяти лет ада. Ясно. Я молча выслушивал что и как было, а когда те закончили, нам кстати пищу выдали, жадно ели, по лепёшке и куску сыру на одного, и вода в бачке, хочешь пить, сам подходи и пей. Мне Рафик в кружке принёс. Три кружки на весь барак. Так что поразмыслив, сказал:
— Я конечно беспамятный, глупо отрицать очевидное, но знаете, весёлая злость появилась. Я думаю сможем сбежать. На кураже получится.
— Вокруг моджахеды, лагерь беженцев, тут тренировочную базу создают, — покачал головой лейтенант. — Мы думали, даже ночью уйти будет сложно, светят костры, схватят.
— Вы мыслите, как военный человек. А я не мыслю так, потому что моя память чиста. Я придумал как на нас внимания не обратят.
— И как?
— Строем идти, открыто. А они подумают пакистанские военные. Ночь скроет.
— Да это… бред, — пробормотал лейтенант, и задумался, я же добавил.
— Восстановлюсь, чтобы на большие расстояния мог уйти, и уходим. Разработку плана побега беру на себя.
— О как заговорил? Но посмотрим.
Так что после приёма пищи, мы устроились на соломе, я немного размялся, тело осваивал, всё же хорошо Владимира отделали, и вскоре уже спал. Кстати, избили Васильева просто так, взгляд охраннику не понравился. Вот всей толпой и били. Учили прятать взгляд. Прямо на хозяев смотреть нельзя, вот такие дела.
Следующие дни пошли как накатанной. Почти и не менялись. Неделю я отлёживался в бараке, раны поджили, зажелтели синяки. С трудом сам ходил к параше или воде. Простуда почти ушла, но кашель и слабость остались. Дни похожи друг на друга как один. Раз в три дня барак посещал афганский медик, фельдшер я так думаю, на врача тот не тянет, и осматривал, давая заключение. Меня пока к работам не привлекали, даже стоять не мог. Так что и вторая неделя также пролетела, всего двенадцать дней, пока фельдшер, осмотрев меня, не решил, что я работать могу, поэтому на следующее утро, после кормёжки, была разваренная каша, нас выгнали на работы, и повели строить крупное здание будущего склада боеприпасов. Камни носили, при этом пряча взгляд, стреляя глазами туда-сюда, запоминал что и где. Иногда наверх стройки поднимался, заменяя подъёмщика, вид шикарный, так что прикидывал шанс побега. С трудом, всё же рано меня выгнали на работу, но смог продержаться день. Спал как убитый. Второй и третий день тоже. Я уже беспокоится стал, две недели прошло, а тут просыпаюсь, шестнадцатый день в новом теле, я считал, и два значка хранилищ в левом углу левого глаза. Сразу активировал кач, и он пошёл. И глянув на результаты, ухмыльнулся. Нет, хранилища пустые, экстренный сброс, значит сброс всего, но размеры хранилищ, по три тонны шестьсот семьдесят один килограмм ровно. Точно такие же цифры были на момент, когда учёные пробудили меня, чтобы я хранилища освободил. А вот на момент, когда парализован был, и жена меня продавала, было три тонны. Значит, почти год в руках учёных провёл, будучи в виденьях. Простейшие подсчёты привели меня к таким выводам.
Кач пошёл, утро было, так что быстро поели, снова каша, но было немного сыра, даже чай. Его кстати редко дают, обычно вода. Желудки тут испортить можно быстро, за диетой никто не следит. А так снова на работы. Сблизившись сначала с лейтенантом, шепнул ему:
— Сильно не утруждайтесь. Ночью уходим. План готов. Силы нужны будут.
Тот молча кинул, загружая камни, что я подносил, в корзину, которую потом поднимали на стену склада, где та росла в высоту. Потом и Рафику это же сообщил. Тот раствор месил. А что, за две недели я сдружимся с ними, отличные парни. И да, понятно уходим не одни. Афганцев берём. Тем более чувство локтя имели, мы им помогали, они нам. И я был за переводчика. То, что владею