– Про коней пела? – икнула я виновато, и наконец посмотрела на разгромленную кровать, на которой развалившись лежал на спине Левушка, весело помахивая хвостом с кисточкой.
– Про коней и кастрацию. Дура бешеная.
– Так и бросил бы меня, – начала заводиться я. Надо же. Нахал какой. Да я, если захочу, прямо завтра замуж выйду. В очередь женихи стоять будут, отбиваться замучаюсь палкой. Да я… – Какого черта не бросил? Я с подругой была. А с ней мы не пропадем никогда.
– Ага, это точно, – хмыкнул Леднев, привалившись спиной к кровати. Красивый, мать его. И уши у него нормальные. Но гад. Мерзкий, ползучий. Даже не раздел меня, подонок. Господи, что я несу? Боже… – не пропадете, но горя хапнет весь город. Кстати, подруга твоя в пятом отделении полиции. В обезьяннике сидит. И ты бы там была. Зачем я полез? Проснулся бы сегодня, кофию выпил спокойно. Нет, тащу в дом холеру. Дура.
– Да пошел ты, – мой рев сейчас выглядел жалким блеяньем. Я одернула смятое до омерзительного состояния подол платья и заковыляла куда глаза глядят. Надо переодеться и ехать вызволять Параню. Господи, что она там еще натворила?
– Сама иди, – этот подонок даже не стал меня удерживать. Боже, боже. Я какая дура. Хорошо у меня выходной сегодня. – Подол только из трусов выправи. Деньги возьми там в прихожей на такси, а то загребут тебя в дурку, выручай потом.
– А ты не выручай. Прямо просили его. И деньги свои вонючие засунь себе… Выручальщик, мать твою. Я тебе что, девка платная?
– Не тянешь ты на платную то. Тебя бесплатно то не всякий выдержит. Просто я привык отдавать долги чести, – рявкнул мне в спину носорог.
– А ты считай, что мы рассчитались с тобой. Не должен ты мне. Я тебе простила долг. Просто исчезни из моей жизни. Просто не появляйся больше, а то…
– А то что? Затыкаешь меня этим шприцем дурацким, или клещами что-нибудь отчекрыжишь?
Да не знаю я, как он появился совсем рядом со мной. Или может он вампир, как тот из кина, волосатый и красивый, Черт его знает. Но он буквально материализовался передо мной, а потом…
Глава 20
10 апреля (Спасти рядового Райана Прасковью)
Я – разочарование (как всегда)
Попытаться вспомнить, куда закатились потерянные мной совесть и чувство собственного достоинства.
Даже не пытаться (они еще в детстве пали смертью храбрых под напором воспитательных методов моей мамули)
Из окон полиции почему-то полетели разноцветные воздушные шары и громкая музыка когда мы вышли на крыльцо отделения (странно)
Левушке сделать инъекцию и перевязку. Заставить Параню осмотреть рану ушастого носорога.
Леднев хмырь.
– О боже, моя дочь падшая женщина, – задрав руки в молящемся жесте, выдохнула мама, начиная моноспектакль одного актера. Бедняга Станиславский поди в гробу перевернулся бы, увидь такое кощунственно-бездарное исполнение. – Моя дочь потаскуха. Ты себя в зеркало видела? Где ты шлялась всю ночь? Боже, Лариса, ты…
– Разочарование, я знаю, – буркнула я, ковыряясь ключом в замке моей новой двери.
Разочарованием я стала едва родившись. Сначала я на свет появилась почти на месяц раньше срока, длинная, тощая, похожая на гуманоида Алешеньку. «Жутко некрасивый ребенок. Вся в отца своего придурочного» – вздохнула мамуля, впервые увидев родную кровиночку. Отец мой полковник, молча взял на себя все заботы о маленькой Ларисе. Но долго не выдержал. Пять лет всего, потом сбежал к какой-то «шлюхе», ну, мама так ее называла. «Шлюха» – красивая тетка в центнер весом, работала в столовой поваром, и всегда была улыбчива и готова к свершениям. Папа расцвел, родил от нее двух ребятишек, вышел на пенсию и теперь наслаждается жизнью в собственном загородном доме, с самоваром, вишневыми пирогами и женой, у которой все в руках превращается в сказку.
Второй раз я разочаровала маму не поступив в музыкалку. Как она мечтала, в класс скрипки. Сначала приемная комиссия умилилась, увидев перед собой скрипучую девочку, с бантами больше головы, в плиссированной юбочке, гольфах до колена и блузочке с жабо. Некоторые из педагогов уже потирали свои паучьи лапки, готовые каждый момент схватить бедного ребенка, затащить в казематы, дать ему в руки ужасный инструмент и заставить днями пилить на нем «Сурка». Но радовались они ровно до тех пор, пока я не открыла рот и не запела нехитрую песенку про того самого несчастного толстячка грызуна. Слуха музыкального, как оказалось, у Ларисочки тоже не оказалось, простите за каламбур. Как его не искали, невозможно найти того, чего нет.
«Ты даже на это неспособна» – вздохнула мамуля, волоча довольную меня за руку домой. «Разочарование, может хоть в школе станешь отличницей»
Три ха-ха.
В школу я пошла через год. Все в тех же бантах, красивом сарафане и с ранцем за плечами. Чтобы мой мозг нормально развивался мама начала меня откармливать, как племенного порося, и поэтому сарафан, купленный мамой заранее слегка потрескивал при моих движениях. А мне казалось, что я закована в какие-то рыцарские доспехи. Улыбка на моем лице не стиралась, из-за слишком тугих косичек, а букет ярких астр был до судорог сжат пальцами, потому что мама сказала, что если я сломаю хоть одну, она этого не вынесет. Астры я сломала все, упав в лужу прямо на плацу школы. Поэтому до конца учебы меня так все и звали «Хрюша».
А вот отличницей я так и не стала. Напротив замечательного, всеми любимого предмета под названием «Музыка» у меня всегда красовалась гордая натянутая музычкой тройка. Все остальное было отлично. Но мама смотрела мой дневник и вздыхала.
«Разочарование. Может хоть в мединститут поступишь, и я смогу тобой гордиться»
В мединститут я, кстати, поступила с первого раза. Но… Сама забрала документы и пошла в ветеринарию. Только это тайна, и мы маме об этом не скажем.
– Боже, кто тебя так валял, что ты вся измятая, как из…? – мама закрыла ладошкой рот, не дав вырваться некрасивому слову. – Я знаю кто. Этот наглый прощелыга, который только пользуется твоей глупостью, а жениться не собирается. Этот твой Леднев, развращенный огромными деньгами и властью.
– Мама, я страшно устала, – выдохнула я, наконец попав ключом в скважину. – И Прасковья в беде. Давай ты мне потом как-нибудь расскажешь, что я снова не оправдала твоих надежд. Что я старая, толстая никому не нужная дева, и что у тебя никогда не будет внуков. Которые тебя наконец сделают счастливой и не будут разочарованием.
– Что? Прасковья? Она тебе дороже? Да она все время в беде, сколько я помню это лярву. Ты готова ради этой, меня бросить? Я всю жизнь живу только для тебя, стараюсь всю жизнь. А ты неблагодарная дрянь. Ты… Это все его тлетворное влияние. Правильно, чему может научить человек, выгоняющий свою будущую родственницу и ее друзей из конференц-зала. А мы старались, готовились. Поликарп Дормидонтыч на баяне играл, тетя Аделаида пела частушки оперным голосом. А этот мерзавец… Вызвал охрану. Ему эти желтолицые гоминиды дороже тебя. Сделку я ему сорвала, видишь ли, миллионную. Боже, ты знаешь сколько позора мы натерпелись, когда нас как щенков шелудивых выводила охрана? И ты готова променять мать на этого… Яйценосного упыря. Я знала, что ты слаба на передок, но чтобы настолько…
– Мама, – заводиться бессмысленно. Сделаю только хуже. Мама меня раскатает в блин, пережует и выплюнет. На ходу сняла платье. Подошла к шкафу. Вызволять подругу из обезьянника