Медсестра встрепенулась, ещё раз хлопнула ресницами:
— Да в шестой палате ваша седая Годзилла. Рядом с Хохмачём-Горбачёвым.
— Почему хохмачём? — только и спросил участковый.
— Так анекдоты целый день про Генсека рассказывает и обещает светлое будущее по пятницам.
Она махнула в сторону длинного коридора.
— Так бы сразу и сказал, что при исполнении. А то я тут всё принцев жду, а кольцо на руке не сразу заметишь, — пробубнила медсестра ему уже в спину.
В палате под цифрой «шесть» оказалось пусто. Только белая занавеска колыхалась, похожая на привидение. Петрович нервно передернул плечами. Неприятная ассоциация. Но потом заметил, что окно хоть и зарешёчено, форточка всё-таки приоткрыта. Ветерок колышет занавеску. Всего-навсего. Никакой мистики.
Мистика она там, где очки-лупы для лучшего зрения продают по цене телевизоров. «Маркетинг» называется. Он же современная мистика.
Пожилая техничка с ведром и шваброй панибратски хлопнула участкового по плечу. Рука у хиленькой бабульки оказалась неожиданно тяжелой. Петрович вздрогнул.
— Чего встал? — рявкнула старушка. — Твои все уже там, телевизор смотрят. А ты чего тут в стену пялишься? Или ещё укольчик хочешь?
— Не хочу я укольчиков, — на всякий случай обозначил Петрович.
— Тогда брысь отсюда! Мешаешь людям работать. Иди таблетки свои принимай, а то больно умный вид. Во что вас там снова прачечная нарядила? Опять всё с чернилами постирали, что ли?
Работящая бабушка размахнулась шваброй так, что Петрович втянул голову в плечи. Но ожидаемого удара не последовало. Мокрая тряпка шлепнулась на пол. И санитарка с остервенением принялась драить пол.
С таким рвением она могла на Зимней Олимпиаде в кёрлинге участвовать. Чуть зазеваешься — насквозь пол протрет. Провалятся оба в подвал, где нафталином уже будет пахнуть.
Спорить со старушкой участковый не решился. Ретировался от греха подальше.Старушка-то похлеще бабы Нюры будет. Старой закалки. Связываться с такими — себе дороже.
Однако напугала техничка не столько грубыми манерами, сколько тем, что приняла за сумасшедшего. Участковый даже погладил погон, чтобы не начать сомневаться в собственной вменяемости.
Что ни говори, а бабульки прибавляли ему неуверенности. Мир под их репликами, советами и замечаниями вдруг становился непрочным и эфемерным. Вроде только присядешь на скамеечку рядом. А через минуту тоже осуждать всех начинаешь. Потому что — правы…
«Тьфу, снова привязалось».
Стоило Петровичу покинуть палату, как со спины к нему подкрался некто и зловеще прошептал:
— Я знаю, что происходит.
Участковый вздрогнул и резко повернулся. Выдохнул с облегчением. Перед ним стоял не начальник отдела Вольф Михайлович, а всего лишь один из пациентов. Это он опытным взглядом несостоявшегося следака легко определил по смирительной рубашке.
Но, приглядевшись, Петрович узнал в сумасшедшем директора местной школы… Фёдора Андреевича! Так как в школу недавно внучку в первый класс пристраивал и лично с ним разговаривал.
— Привет вам от… наших, — заявил директор школы и хитро ухмыльнулся.
— И вам не хворать, — пробубнил участковый. — А вы чего это здесь? И как там моя Настенька?
— Замечательно, просто великолепно. Я ведь всё уже понял, — кивнул директор. — Всё! Всё знаю. Всё скажу. Гусь мне в свидетели.
— И… что же? — поинтересовался Петрович, придя к выводу, что новостями о внучке директор не обрадует. Но и не пожурит.
Таков уж двойственный мир.
Фёдор Андреевич открыл рот, но не успел вымолвить и звука. Из палаты выскочила техничка со шваброй. Петрович инстинктивно отступил, но в этот раз гроза психбольницы обрушилась на несчастного директора школы.
— Новенький! Подишь ты! А ведёт себя как старенький, — рявкнула бабулька на Фёдора Андреевича. — А ну марш на процедуры! А то свяжу и не развяжу до ужина!
Старушка замахнулась шваброй, и директор школы помчался прочь, нелепо подпрыгивая и дергая связанными за спиной руками.
— И никакого телевизора! — донеслось ему в спину. — И так все ополоумели уже со своими теориями и заговорами.
Петрович разочаровано вздохнул. Снова в работу внутренних органов вмешиваются. Он так и не узнает, что же такого понял директор школы, какие тайны постиг и что узнал?
Опасаясь, что бешеная техничка переключится сейчас на самого участкового, Петрович спешно отступил.
Из коридора и впрямь доносился звук работающего телевизора. Судя по наигранным охам, психбольница смотрела популярный мыльный сериал с подсказывающим смехом или слезами.
Участковый двинулся на звук. Вскоре его взору открылся и источник. Несколько человек прилипли к экрану. Они были настолько поглощены действием, что и моргать забывали. Затаили дыхание, отключившись от внешнего мира. И вникали, вникали, вникали.
— Тьфу ты, телезомби, — буркнул Петрович, и поддавшись любопытству, тоже заглянул в телевизор.
Разок. Но происходящее на экране его не впечатлило. Он сморщился от обилия наигранных страстей героини и отвернулся. И чего эти почтенные дамы в этих сериалах находят?
Всё-таки мыльные оперы — это совсем не его. Это жены. Хоть бы детектив какой показали с моральным выводом, что топор в человеке — не к добру. Нельзя ему столько железа в крови. Передозировка будет.
Среди зрительниц сидел и дел. Участковый хмыкнул. Ему и обычную женскую душу не разгадать, а уж сумасшедшую и подавно.
Определить, кто из пациенток нужный свидетель, Петрович сходу не мог. Под описание подходило целых три старушки. А ему нужна была всего одна.
Сумасшедших не стоило недооценивать. Искомая даже дедом могла прикинуться, если дело серьёзное. Каждый играет ту роль по жизни, что удобнее ему.
— Уважаемые, — громко обратился к обитателям лечебницы участковый.
На голос повернула голову лишь одна пациентка в самодельных бигуди из туалетной бумаги. Она приложила палец к губам, демонстрируя, что шуметь тут не следует. И вновь уставилась в экран.
Петрович обошёл телезрителей, вглядываясь в каждое лицо. Пока участковый молчал, они не обращали на него внимания. Гипноз телевиденья был неотвратим до рекламы.
— Уважаемые! — повторил попытку Петрович, теперь громче. — Мне нужна Паль… мира Год…зилов…на. — попытался он вспомнить Ф.И.О., что никак не откладывалось под черепную коробку.
«Нет, чтобы Маша какая-нибудь», — ещё подумал Петрович.
— Что? Полмира за Годзиллу? — воскликнул глуховатый старичок. — Да ты с ума сошёл, паря! Максимум — Канарские острова! А если борщ варить не умеет, то только Новосибирские. Пообещал я как-то, помню, одной Луну с неба достать, а суд потом встал на её сторону. Обещал говорит – делай. Вот что они