— Алё, Михалыч, — говорил строитель в трубку не своим голосом. — Тут жесть какая-то творится. Восстание машин! Экскаватор сам ездит! Всё разгромил! Дети разваливаются. По частям… Да что ты? Только кефир…Нет, как стеклышко… И краски никакой не нанюхался!.. Да нормально я комиссию прошёл… Ты вот сам приезжай, глянь что делается, а потом говори.
Но дожидаться начальника стройки экскаватор не стал. Высадив детей за забором, он вернулся на свое место и отключился.
Завести его больше так и не смогли. А снять происшествие не успели.
Глава 21
Здание с успокаивающими стенами
В больничном коридоре неприятно пахло формалином и хлоркой. Афанасий Петрович всю жизнь недолюбливал эти запахи. И сами больницы не любил. Потому участковый старался болеть как можно меньше.
Его главным лекарством была фраза «само пройдёт». Плюс цены на медикаменты. И действительно, само проходило всё, кроме… воспаления аппендицита. Тут уж без медицины никак не обойтись. Оттого и запомнил запах на всю жизнь, неделю отлежавшись в подобных стенах.
Возраст давал о себе знать. Начальство намекало на профилактические обследования, но участковый держался стоически. Нечего распускаться, когда преступность не дремлет. А если и дремлет, так ведь в любой момент может проснуться! И так не понятно, что в подъезде на Садовой произошло. Глупости одни в голове остались. А начнёшь их обследовать, так столько всего понавылазиет, что быстренько спишут по возрастным показателям.
Но сейчас Афанасий Петрович пришёл в больницу вовсе не по вопросу собственного здоровья, а исключительно по настоянию бабы Нюры. Смотрящая со скамеечки за районом беспрестанно названивала участковому. Сама не отвяжется, тут работать придётся.
Вредная бабка требовала немедленного допроса важного свидетеля по делу о новых жильцах. Свидетель же совершенно случайно оказался срочно госпитализирован. В места, где некоторые стены можно было делать мягкими. Или даже нужно. Только бюджета на всё не хватало. И стены оставались такими же, как при постройке. Твёрдыми, но с успокаивающим бледно-зелёным цветом.
Участкового немного смутило, что больница оказалась психиатрической. Ляпнешь что-нибудь про псов-планшетоедов и самого закроют. Да разве против бабы Нюры устоишь? Всю плешь проест, но своего добьётся.
Только раз в год на три недели был спокоен телефон, когда в санаторий уезжала беспокойная Нюра. На профилактические бабушкинские меры.
Изначально смотрящая за подозрительными личностями фигура хотела притащить свидетеля прямо в опорный пункт. Вот только стоило ей вывести Эльвиру из подъезда, как с той случился психоз. Причиной оказалась маленькая девочка, гулявшая во дворе.
Бабе Нюре ничего не оставалось, как вызвать «скорую», заприметив «девочковую истерику». А люди в халатах и рады забрать в тепло, да на кашку с супчиками посадить.
Жители Садовой, конечно, тоже хороши. Сломали человечка, а теперь людям в белых халатах чинить его, успокаивать.
Как итог, по состоянию здоровья допрос свидетеля был перенесён в стены психиатрической лечебницы. В другой раз Петрович ни за что бы не воспринял всерьёз сумасшедшего свидетеля. Но и сам видел такое, что выходило за рамки.
Вроде бы видел.
Девочка с выпавшим глазом, пожар, пудель… Всё это не выходило из головы. А рационального объяснения участковый найти не мог.
Домысливать — себе дороже.
Как говорило начальство: «главное в ходе расследования не выйти на самого себя». Оно и верно. Начнёшь под себя копать и начнётся: чай не тот, высыпаться надо, никаких рыбалок, бань.
А здоровье тогда откуда брать?
Участковому не хотелось обращаться к психиатру по причине проблем с маленькими девочками и собачками. С такими показателями работу потерять недолго. Но заявление зафиксировано. Надо работать.
Тогда он и решился сравнить показания свидетеля с собственными навязчивыми кошмарами. Как известно, двух одинаковых галлюцинаций не бывает. Если свидетель расскажет тоже самое — значит, правда всё было. А если нет — можно смело ехать на рыбалку.
Убеждённый в своей правоте, Афанасий Петрович прошёл пост охраны, подошёл к сестринскому посту, показал удостоверение и зачитал имя по блокноту, как расслышал от бабы Нюры:
— Полмира Годзиловна.
— Люба. Не замужем, — ответила давно не молодая медсестра и улыбнулась так, как будто хотела угостить участкового ужином, предварительно его приготовив. — Приятно познакомиться.
Участковый даже на миг представил хорошо прожаренные котлеты с рожками, и сглотнул слюну, намедни пропустив обед.
Но вовремя отмахнулся от этих упаднических мыслей. Покачал головой. Нельзя знакомиться и питаться за пределами дома у женщин посторонних. Не то от жены получить можно. Она скалку держит, что он удочку. Рыбак рыбака видит издалека.
— Да нет же, — кашлянул участковый. — Подскажите, в какой она палате находится?
Под объёмной медсестрой заскрипел стул. Она скривила губы с помадой цвета моркови и лениво произнесла, растягивая букву «а»:
— Мужчина-а. Не хотите знакомиться, так и скажите. Вы ещё Наполеона попросите позвать… Или вы сами Наполеон и наш клиент?
— Нет, нет, что вы. Я по делу.
— Смотрите мне, а то доктора позову. Быстро через Березину переведут, — заявила медсестра, наверняка увлекающаяся историческими романами. — Вам до Парижу или как?
— Так барышня, псих ли я — ещё спорный вопрос, — заметил участковый и поправил манжет рубашки. — Но мне точно известно, что «скорая» привезла к вам седую старуху. Которая вроде, как и не старуха вовсе. Или хотите сказать, что поседела она уже тут? От лечения?
— Ну, допустим, старухи есть. Допустим, и седую привозили, — медсестра хлопнула наращенными ресницами. — Много кого привозит неотложка. И продолжает привозить каждый день. Старух у нас каждую неделю пополнение. И почти все — седые. Поседеешь тут от такой жизни. Нет бы мужика нормального хоть раз привезли.
Медсестра всё же посмотрела в лист прибытия.
— Хотя… есть тут одна, что зовёт себя Гадой Зелёной. Но на полмира или на весь мир заявляет об этом — это ещё вопрос.
— Так где я могу её найти?
— А вы ей кто будете? Родственник? — заметила медсестра. — Посторонним не положено.
— Я — участковый. Надо заметить, уполномоченный полиции. Это, барышня, немало значит для следствия! — важно заявил Афанасий Петрович, стряхивая пыль с погона, который мог намекать сведущим людям о звании капитана. — А вы сейчас препятствуете следствию. Знаете, чем это грозит?
— Просветите-е-е, — прогундосила медсестра.
— Статья двести девяносто четвёртая уголовного кодекса, — спокойно добавил он. Запах больницы действительно расслаблял. — До двух