Спасение для лжепринцессы - Ульяна Муратова. Страница 48

нечего, Елизавета Петровна сама в шоке.

Закончив с оформлением, служащий сказал:

– Ожидайте, пожалуйста, сейчас я вернусь и сообщу даты всех заседаний.

Он поднялся и ушёл, а я заскучала, сидя на стуле. Теперь понятно, почему очередь двигалась так медленно. В отсутствие клерка начало клонить в сон. Минут через пятнадцать ещё и противный озноб прибавился. Захотелось сладенького и горячего чая. К моменту, когда служащий вернулся, я уже откровенно клевала носом и, кажется, успела даже задремать, уронив голову на сложенные на чужом столе руки.

– Кона Елизавета Лалисса Гленнвайсская, слушание по вопросу вашей принадлежности к клану состоится послезавтра, четвёртого дня талого месяца, в девять утра. Слушание по делам против Феймин Листаматур Дарлегур состоится девятого дня в двенадцать утра. А по делу против «Воздушного пути» сначала должно состояться предварительное заседание. О дате мы вас уведомим, как только ответит их представитель. Скажите, у вас есть личная почтовая шкатулка?

– Нет. Но вы можете присылать почту в отель, где я сейчас проживаю. Скажите, а что насчёт судебных издержек?

– Их оплачивает проигравшая сторона, так что вам пока не о чем беспокоиться. В случае если вы не сможете их оплатить, расходы на себя возьмёт ваш клан. Или будущий муж.

– Но что если я выйду замуж нескоро? Или не выйду вовсе?

– Ну… всякое, конечно, бывает… – засомневался служащий, нахмурив тяжёлые густые брови. – Тем более что ваш случай совершенно уникален. Думаю, магистрат не обеднеет, если недополучит одну пошлину. А вы рано или поздно всё равно примкнёте к одному из кланов.

– А что делать, если я не хочу никакого турнира?

– Признать себя частью клана.

– А если я не хочу становиться частью клана? – с надеждой спросила я.

– Устроить турнир и выйти замуж. И таким образом стать частью клана мужа, – любезно ответил клерк и снова продемонстрировал устрашающую улыбку: – Но вы насчёт турнира всё-таки подумайте! Говорят, на прошлом до финала дошла лишь треть участников, а у одного голова взорвалась прямо на арене. Никто до сих пор не знает, кто и как именно это устроил!

Я ужаснулась и вскочила на ноги, тут же вспомнив, что у меня полно дел. Перемерить платья, принять ва-а-анну, выпить чашечку ко-о-офэ… Короче, все срочные.

– Благодарю! Очень признательна за помощь, но мне пора. До встречи!

– До встречи. Вы только послезавтра приходите не сюда, а от входа направо в дверь с табличкой «Заседания».

– Обязательно! Всенепременно! Хорошего дня! – попятилась я.

Теперь понятно, почему ему отзывы хорошие оставляют. Тоже хотелось что-нибудь оставить, лишь бы он больше не улыбался… желательно никогда.

Всю дорогу до отеля я дрожала от озноба, коря себя за наплевательское отношение к здоровью. Ведь предупреждали же, что период сейчас сложный и необходимо о себе заботиться. А я мотаюсь по всяким злачным мероприятиям, ем одни конфеты и не сплю ночами. Вот и привет.

Повезло, что вернулась в отель я как раз к обеду, поэтому навернула горячего супчика, закинулась в комнате таблеточкой снотворного и рухнула в постель. Вот только таблеточка на этот раз не сработала. Спать хотелось до одури, но уснуть не получалось. Почему? Кто ж его знает?

Чувствовала себя как-то совсем уж неважно, поэтому на следующий день решила отоспаться. Вот только нормальный сон всё не шёл и не шёл, снотворное лишь добавило сонливости, и я уже было отчаялась, но потом заказала горячего чая, съела целых два конфетных батончика и счастливо уснула на сутки с лишним.

Утром четвёртого дня талого месяца я стояла у входа в магистрат, борясь с подступающей головной болью. Решительно не понимала, что со мной происходит, но чувствовала неладное. Надо было перед выходом съесть пару конфет, они вселяли в меня оптимизм, но я поторопилась выйти пораньше и забыла. И теперь мучилась от навязчивой, тоскливой неправильности и неустроенности.

Согласно вывешенному на стене расписанию, заседание по моему вопросу должно состояться в пятом зале. Побродив по коридорам, нашла нужную дверь и прислушалась. Постучала. В ответ – тишина. Приоткрыла дверь – а там только склонившийся над бумагами седовласый старец в тиаре. В самой настоящей, украшенной драгоценными камнями. Ещё и одежды на нём такие белоснежные и благообразные, будто я не в магистрат пришла, а как минимум на Судный день.

Подняв на меня сонный взгляд, он проскрипел:

– Кона Елизавета Лалисса Гленнвайсская?

– Да. Но предпочитаю называться Лизой.

– Что ж, проходите, кона Лиза. Ожидайте, – повелительным жестом медленно указал старый судья.

Его надтреснутый голос эхом отразился от стен помещения, и показалось, что по углам зашевелились и зашебуршали тени павших мышиных королей. В остальном в прохладном зале стояла тишина, лишь размеренно скрипела по бумаге ручка. Я огляделась. В одной части комнаты – что-то наподобие деревянной кафедры. Напротив – два длинных стола через проход друг от друга. Позади них – зрительские места, но совсем немного, хорошо если дюжины две.

Когда распахнулась дверь, в помещение вошли ещё двое судей. Один белый, другой серый, два весёлых судя. Шучу, конечно. Один в жёлтом, второй в алом, оба в тиарах. Если не изменяет память, то это кланы Гулу́р и Рауту́р соответственно. Они важно расселись по местам и с интересом уставились на меня.

– Слушание номер семь тысяч восемьсот один, – скучным голосом прокряхтел тот, что в белом. – У нас тут заявка от клана Дарлегур, от Мейера Феймина Листаматура Дарлегура о признании вас иждивенкой семьи Феймин Листаматур Дарлегур, единовременной выплате вам пятнадцати тысяч пенингов и определении ежемесячного содержания в размере пяти тысяч пенингов, – последние слова прозвучали совсем тихо.

Что? Феймины решили меня купить? Поняли, что на работу так просто мне не устроиться, и пытаются заманить деньгами?

– А что-то касательно места жительства в иске есть?

– Что вы имеете право проживать в доме семьи… – пробормотал старый судья, выглядя так, будто сейчас либо уснёт, либо отправится к праотцам прямо с моим делом в обнимку.

– Имею право или обязана? А замуж они меня могут выдать насильно?

Белый аж взбодрился, разлепил набрякшие морщинистые веки и тоже уставился на меня.

– Никто вас не может выдать замуж насильно, – проскрипел он.

Так, в деле явно был подвох, но я пока не могла понять, где именно. Какой смысл Мейеру на меня тратиться, если он сам со мной порвал? Что за выверт сознания?

– А можно мне как-то с делом ознакомиться? – спросила я.

– А кто вам мешал сделать это раньше? Все материалы вам выслали! – недовольно пробормотал белый.

– Извините, но я получила только приглашение на слушание в магистрат.

Белый ворчун пошамкал губами,