— Дружище, перестань нас так пугать. Вон Мари чуть не плачет. Давай попьём водички и успокоимся. У тебя что-то болит?
Парень отрицательно покачал головой, — слабость вдруг накатила. И тошнота. А так нормально.
— Ну и замечательно. Давай попей, я усадил его так, чтобы он смог пить сам.
Вызванный утром доктор прослушал его лёгкие, пощупал, пораспрашивал и доложил свое вердикт.
— Ну, небольшая температура есть. Но легкие чистые, живот мягкий. Думаю, это простуда на фоне переутомления. Не переживайте, я выпишу микстуру и скоро он будет здоров как бык.
К сожалению, и через неделю ничего не изменилось. Жан по-прежнему чувствует себя не очень хорошо. Он почти ничего не есть, только бульон. А если и впихнёт в себя кусочек мяса, то его сразу начинает тошнить.
Я вспомнил, как друг мне жаловался недели две назад, что чувствует недомогание и слабость. Тогда я не обратил на это внимание.
Мне пришлось нанять сиделку для него. Потому что друг ослабел и передвигается по комнате только с моей помощью. А сестра сидит напротив с глазами на измене. Вот она не отходит от брата ни на минуту.
Я пригласил консилиум врачей. Это же не нормально, человек за короткое время потерял значительную часть своего веса.
К сожалению, те не пришли к общему мнению. Если та же хирургия сейчас прогрессирует семимильными шагами, то лечение внутренних болезней в стагнации. Нет условий для серьёзных исследований. Да врачи даже представление не имеют о многих серьёзных болезнях. Нам выписали опиумную настойку. Да, Жан стал лучше спать, но это же не выход — поить его наркотой.
Я уж и сам оттягивал ему веки, а вдруг склеры жёлтые. Пытался прощупывать лимфоузлы, но вроде нет непонятных изменений.
Так прошёл месяц, нам показалось, что Жану стало лучше. Он встаёт, выходит в сад и даже ест твёрдую пищу. Теперь я вечерами старался заканчивать тренировку пораньше и бежал домой. Мы с Мари специально проводили вечера в его спальне. Занесли небольшой столик и играли с ней в карты и другие игры. Жан лежал на постели и с улыбкой наблюдал за нами.
Рано мы воспарили духом. Через две недели ему опять стало хуже. Постоянная рвота, он подолгу лежит с закрытыми глазами. Но мои вопросы отвечает так, — нет, Мишель, ничего не болит. Просто устал, немного полежу и встану.
Теперь сиделка оставалась и на ночь. Потому что больной мог захлебнуться рвотой во сне. У него была постоянная небольшая температура и выглядел он ужасно. От жизнерадостного здоровяка осталась лишь бледная тень. Он потерял килограмм тридцать веса, если не больше. Под глазами синяки, руки как у задохлика. Шея, казалась с трудом удерживает на весу крупную голову. А в один из дней он отослал сестру за какой-то мелочью и позвал меня.
Я сижу на стуле около его постели. А он вроде заснул. Но нет, — помоги мне сесть, хочу попросить тебя, — тут он закашлял.
— Мне уже не подняться, я это знаю. Не перебивай меня пожалуйста, мне и так трудно говорить, — больной на секунду прикрыл глаза.
— Кроме меня у Мари никого нет. Я умру, и она останется одна. А ей никак нельзя оставаться без поддержки. Её определят в богадельню, если не того хуже. Прошу, ради нашей дружбы, возьми над нею опекунство. Ты единственный человек, который к ней хорошо относится. Да и она тебя любит. Как брата.
Я долго не колебался, — конечно дружище, обещаю. Что от меня требуется?
— Ничего, я вызову нотариуса и оформлю на тебя опекунство.
Больше мы к этой теме не возвращались. Но потом сиделка мне сказала, что приходил священник и какой-то человек с бумагами.
Глава 18
Жана не стало через три месяца. Его болезнь приняла ураганный характер, и мы были не в состоянии ему помочь. Мари сидела рядом с ним и гладила его за руку. А однажды ночью я проснулся от тихого плача.
Жан лежал с закрытыми глазами с той неподвижностью, что не ассоциируется с жизнью. Он умер ночью, во сне. Мари говорит, что он вдруг выгнулся, захрипел и всё.
Хоронили моего друга на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Пришли наши ребята со школы и ещё несколько человек, знакомых Жана. Что характерно, его девушка сразу, как только узнала о его серьёзной болезни, прекратила с нами общаться. Ну, а собственно, кем она ему была? Так, знакомая. Теперь нам надо учиться жить без Жана.
В этот вечер Мари попросила посидеть с нею, девушка выглядит неважно. Отстранённо смотрит на стену, не мигая, поэтому я решил уложить её на своей половине. Постелил на диванчике. Только пригрелся, как услышал плач. Девушка сидит, укутавшись в покрывало, и почти беззвучно плачет. Пришлось садиться рядом и успокаивать. Она вроде затихла и легла, но когда я попытался уйти к себе, вдруг громко зашептала, — не уходи, посиди со мной.
Так она и заснула, используя мою ладонь вместо подушки. Вот только у меня затекла рука и тело скрючило от сидения на жёстком и холодном полу. Мне показалось неплохой идеей, взять её к себе. Я просто поднял её и отнёс в свою кровать. Там соорудил из одеяла валик и положил его между нами. Что удивительно, когда я утром уходил, она спала с безмятежной улыбкой.
На следующий вечер она сразу сама залезла в мою постель. Блин, что подумает та женщина, что приходит по утрам к нам убраться и готовить обед. Но к моему облегчению через неделю Мари сказала, что хочет спать в соседней спальне. И я, довольный её решением, побежал искать рабочих. Они за день прорубили дверной проём в стене, занесли разобранную кровать девушки и поставили дверь. Теперь у нас, как бы общее жилое пространство, две смежные комнаты. Но двери в обе спальни открыты, это было категорическое условие девушки.
Вскоре я заметил, что характер девушки стал портиться. Наша домработница начала жаловаться на её придирки. Да я и сам замечаю эти тревожные новости. Ничего лучшего не нашёл, как брать её