Вдруг голос, до боли знакомый и родной, произнес:
– Тесса нам не поможет. Она думает только о себе. Поэтому и сочиняет всякие небылицы.
Сесилия. Каждое ее слово острым кинжалом впивалось в сердце.
– Ей нас не спасти, – сухо подтвердила Пэйтон. – Возомнила себя героиней, а сама…
Сестры.
Тесса Мията не герой.
Она слабая, беспомощная неудачница. Которая вечно влипает в неприятности и ждет, когда сестры придут на помощь; которая во время обеда прячется в библиотеке за стопками комиксов в надежде, что Элисон когда-нибудь снова захочет с ней дружить; которая ничем не может облегчить жизнь бедной Грэм, вынужденной работать с утра до ночи, лишь бы у внучек была крыша над головой.
Тесса всхлипнула:
– Сесилия. Пэйтон. Я так хотела, чтобы вы мной гордились.
Перед глазами вспыхнул ослепительно-белый свет; раздался скрип шестеренок, словно запустился огромный механизм.
Ее двенадцатый день рождения. И двадцать девятый день в шестом классе.
Она знает об этом не потому, что смотрит на календарь, висящий в их общей с сестрами комнате, а потому что на ней новые носки.
– Эй! – кричит настоящая Тесса и машет руками перед лицом счастливой именинницы. – Ты меня видишь?
Но Тесса из прошлого не обращает на нее внимания. Она сидит на краю кровати и, довольно улыбаясь, болтает ногами в новеньких носках с розовыми ухмыляющимися кроликами. Сестры знают, что Тесса обожает этого персонажа, поэтому за завтраком, к ее неописуемому восторгу, подарили ей эти носки.
– Элисон они точно понравятся!
У настоящей Тессы сердце оборвалось. Это было то самое утро.
Тесса-именинница радостно спрыгивает с кровати и выбегает из комнаты. Нужно найти сестер, ведь уже пора в школу…
Она добегает до двери, ведущей в кухню, и почему-то замирает на месте. Что-то не так. Еще несколько минут назад они вчетвером дружно уплетали блины со взбитыми сливками, украшенные разноцветной посыпкой, и весело болтали, а теперь воздух как будто сгустился и потемнел от печали.
– Я тоже по ним скучаю, – тихо говорит своим хриплым голосом Грэм, обнимая за плечи поникшую Пэйтон.
Грэм знает, как успокоить. Бывало, вернешься из школы не в духе – завтра опять контрольная по математике, до ночи придется готовиться, да и Элисон ведет себя в последнее время странно, не поймешь ее, – а Грэм обнимет, шепнет несколько слов – и сразу легче становится.
Тесса, настоящая Тесса, врывается на кухню с криком:
– Сесилия! Пэйтон! Я здесь! Грэм!
Бесполезно.
Спазм сдавливает горло, не давая произнести ни слова. Она знает, что будет дальше, но от этого боль лишь сильнее обжигает душу.
– Поверить не могу, что прошло уже целых одиннадцать лет, – говорит Сесилия. – Я помню последний месяц… По пятницам мама с папой брали нас с собой в кулинарную лавку на углу, чтобы купить рисовых пирожков. Мы их обожали! А вечером мы смотрели кино и ели суши, а еще попкорн – папа с Пэйтон постоянно бегали на кухню, чтобы пожарить новую порцию. И…
Одиннадцать лет.
Родители умерли одиннадцать лет назад, а это значит…
У Тессы перехватило дыхание.
– Жаль, что они тебя не слышат. – Голос у Грэм дрогнул. – Они так спешили к Тессе в больницу, чтобы поздравить ее с днем рождения…
Дверь в кухню приоткрыта, и Тесса видит, как меняется лицо Тессы из прошлого. Так родители погибли в день ее рождения?.. Точнее говоря, из-за ее дня рождения?
Она знала, что попала в больницу, когда была совсем малышкой – подхватила воспаление легких. Поэтому-то стоит ей сейчас шмыгнуть носом, как Грэм начинает с ума сходить от беспокойства.
Но она не знала правды.
Мама с папой умерли из-за нее.
Как же ей хочется обнять эту бедную девочку за дверью, успокоить, сказать, что она не виновата, но Тесса знает, что ни объятия, ни слова не смогут унять боль в ее душе.
Тесса из прошлого на цыпочках возвращается к себе в комнату, а вскоре туда приходят и сестры. Они смеются и тискают именинницу как ни в чем не бывало. И Тесса подыгрывает. Потому что попросту не может поступить по-другому. Если она скажет им, что знает правду, от которой они уберегали ее столько лет, это разобьет им сердце.
Отныне это ее бремя – и ее проклятье.
Хрупкая зеркальная гладь памяти разлетелась на куски. Осколки вонзились в кожу, проникая до самого сердца, раздирая старую рану… Тесса завыла от боли.
Вспышка света.
Теперь она стояла в комнате, заполненной людьми. Пэйтон, Сесилия. Мама с папой. Одзии-чтян и обаа-чтян. Грэм. Элисон. Они проходили мимо Тессы, не видя ее – и не зная, как сильно она их любит.
И как больно ей оттого, что она не может их спасти.
– Мам!
Тишина.
– Папа!
Никакого ответа. Их уже давно нет на этом свете, и виной тому – Тесса.
– Пэйтон! Сесилия!
Сестры прошли мимо, не обратив на нее внимания.
– Элисон! Мы ведь дружили, помнишь?..
Тесса дотронулась до Элисон, но та отшатнулась.
– Ты еще кто такая?
Вот она – горькая правда. Никого у нее нет. Она одна в целом мире. Одна. Одна. Одна.
Ее руки отяжелели, голова взрывалась от сонма голосов, издевательски вопящих на все лады:
– Кто ты такая? Никто. Мы с тобой не знакомы.
Казалось, этот кошмар будет длиться вечно.
Я должна спасти Токио… спасти сестер… должна…
Усилием воли она вырвалась из паутины воспоминаний и рухнула на колени. Упрямо сжимая рукоять меча, она по-прежнему пыталась выдернуть его из земли. Она посмотрела вниз – и увидела, как ее тело, превратившись в прозрачную дымку, медленно исчезает в лезвии меча. Тесса чувствовала, что слабеет, еще немного – и этот жадный клинок вберет ее в себя без остатка…
И вдруг меч вонзился еще глубже в ее душу. Тесса увидела Грэм, плачущую над выцветшей фотографией ее родителей. Статью в местной газете об автокатастрофе – всего лишь несколько строк. Увидела, как Пэйтон и Сесилия заплетают друг другу косички, пока она, совсем еще малышка, стоит в сторонке и с тоской наблюдает за ними. Наконец они замечают ее и зовут к себе… Вдруг отовсюду раздались издевательские смешки, и Тесса увидела следующую картину: сестры спят, а она, набравшись смелости, пробирается к их компьютеру, чтобы посмотреть видео со своим участием… Это было ужасно, совершенно невыносимо, но она, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляд от экрана. И теперь перед ее глазами эти видео крутились без остановки, а хохот в ушах становился все громче и омерзительнее.
– Сесилия, не бросай меня. Пэйтон, возьми меня с