В конце концов, что может быть ценнее, чем жизнь, которая служит определенной цели?
* * *
Я стояла в подземелье, между Годриком и Персивалем. Как обычно, за завтраком я рассказала своим союзникам все, что могла. Но этим утром мы почти ничего не ели.
В воздухе висел страх, такой острый, что я почти чувствовала, как он обжигает мою кожу. Здесь, внизу, в подземелье, от камней пахло сыростью и разложением.
Сейчас мы находились в чем-то вроде большого центрального зала, от которого расходились туннели, как спицы колеса. Вдоль стен висели факелы, и оранжевый свет плясал на темных, влажных камнях.
Я оглянулась на остальных участников последнего испытания. Теперь Кающихся осталось меньше половины, и никто из них не снимал капюшон, как будто они надеялись, что тени поглотят их. Раньше я так часто думала о них, как о своих противниках, что даже не обращала на них внимания.
Некоторые из них выглядели старше, с морщинистой кожей и изможденными лицами. Честно говоря, я была удивлена, что они смогли дойти почти до финала. Но многие из них казались такими юными, что у меня сжалось сердце. Красивая женщина, которой на вид было не больше девятнадцати, стояла неподалеку, широко раскрыв глаза и скрестив руки на груди. У нее были светло-льняные волосы, и она обладала утонченной красотой, которая часто так привлекала мужчин. Однако и это не помогло ей избежать пленения Орденом.
Мой взгляд упал на парня, которому было около пятнадцати, и у меня перехватило дыхание. Я с легкостью прочитала по выражению его лица, что он был напуган, хоть и пытался скрыть это за решительным выражением лица, сильнее стискивая челюсти. Его нижняя губа при этом слегка выпячивалась. Этим он напомнил мне Лео, когда тот был чем-то огорчен.
Я испустила долгий, ровный вздох.
Если бы я сделала то, чего хотел Мэйлор, – выбралась отсюда живой и дала всем прочим умереть, – что это за жизнь такая была бы? Разрушенная.
Дело было уже даже не только в моем альянсе. Я хотела, чтобы все эти люди смогли выбраться отсюда. Я хотела, чтобы начался хаос, если бы, например, убили главу Ордена. Я хотела видеть, как этот человек испустит последний вздох, а под его бледной кожей проступят синие вены. Как я этого жаждала.
Лидия прислонилась к стене, высоко подняв подбородок. Она, кажется, думала, что будет избранной. А почему бы и нет? Она всегда получала все, что хотела. Кроме, может быть, сердца Ансельма. Неудивительно, что она обезумела.
Она перебросила свои светлые волосы через плечо, затем, прищурившись, посмотрела на меня. Что?
Звук громких голосов за дверью заставил меня обернуться. Сквозь толстую деревянную дверь доносились крики, но я не могла разобрать ни слова. Я бросилась к двери и прижалась к ней ухом.
– Архонт гневается на меня! – кричал патер.
У меня перехватило дыхание. От его резкого крика у меня волосы на затылке встали дыбом.
– Объясните, что происходит, Магистр! Почему столько Кающихся осталось в живых после двух испытаний?
Я так и не могла толком разобрать, что происходит. Понимала только, что сейчас Сион что-то отвечает своим низким голосом.
– Я скажу тебе, что это такое! – закричал патер. – Здесь в Руфилде затаился Змей. Среди нас отирается предатель. Ты знал об этом? – эхо подхватило его зычный голос.
Мое сердце бешено заколотилось, и я бросила на Персиваля нервный взгляд. Я прошептала:
– Он говорит о предателе.
Неужели патер узнал о движении сопротивления? Или что Мэйлор помог мне?
Патер еще даже не вышел к нам, а его гнев уже проникал в подземелье, похожий на темные миазмы, отравляющие воздух, и у меня мурашки побежали по коже. Зачем нужен ядовитый, сводящий с ума туман, если есть эта дикая ярость?
– Архонт взывает ко мне, – продолжал он. – Я самый преданный его служитель. Он повелевает мне очистить эту землю от змеиной магии. Но вот зло прорвало оборону нашей священной армии. Оно распространяется так быстро. Вроде только что ты был человеком. А в следующий миг уже грызешь кору дерева. Теперь ты хищный зверь. Вот ты лежишь в объятиях своего отца. А потом вдруг задаешься вопросом, а смог бы ты… – его голос стал тише, так что несколько его фраз я прослушала, а затем он снова сорвался на крик: – Выясни, кто предупредил Эборию! Почему город оказался подготовлен к нашему нападению?
Страх пробрал меня до костей. Патер планировал завоевать Эборию?
– Архонту известно, что мы позволили ведьмам жить в Эбории. Это логово беззакония! – вскричал он. – Я как его верный солдат должен выполнять его приказы. Как получилось, что они узнали о нашем приближении? Как получилось, что они так заблаговременно закрыли городские ворота и подготовили своих лучников? Их точно предупредили! – его голос был подобен грому. – Может, я возьму реванш, убив сегодня еще несколько змеенышей. Никого нельзя оставлять в живых. Они ведь не сделали ничего, чтобы помочь Ордену…
Я услышала, как за дверью отодвигается железный засов, и поспешно отскочила назад, заняв свое место в ряду как раз в тот момент, когда в зал вошел патер, сжимая кулаки и морща нос от отвращения.
За ним не спеша следовал Сион. В отличие от патера он выглядел расслабленным, даже скучающим. Он неторопливо прошелся, затем прислонился к стене и скрестил руки на груди, безучастно глядя на пламя факела.
Обычно за патером повсюду следовало пол-легиона Луминариев, куда бы тот ни направлялся. Но здесь, в подземелье, его в случае чего мог бы защитить разве что Сион, который, казалось, пребывал в полудреме.
Патер уставился на нас и сложил пальцы домиком. Вид у него был такой, будто он придумывал для нас новые ужасные пытки.
Меня пронзала холодная стрела страха. Он действительно хотел завоевать Эборию? Последнее убежище в Мерфине. Тихую гавань Лео… Но ведь северный город всегда был независимым, даже во времена королей.
Мои пальцы дрогнули. Будто сама судьба сейчас выкрикивала мое имя.
Из глубин моего подсознания Змей шептал мне: Не хочешь ли попробовать еще? Лиши жизни кого-то по-настоящему могущественного.
Магия пульсировала у меня под кожей. Без патера в Ордене начнется хаос.
Покончи же со всем этим сейчас. Дребезжащий шепот Змея отдавался у меня в висках.
Если я устрою достаточно хаоса, убив патера, успеют ли остальные спрятаться в туннелях? В любом случае речь теперь шла не только о нас. Дело касалось всей Эбории,