— Иди, конечно… — спокойно ответила Настенька.
«Что значит „конечно“⁈ — возмутился я её простому ответу. — Я столько над этим ломал голову, а она взяла так просто и согласилась!»
Тем временем Настенька закончила свою мысль:
— Ты меня уже украл, куда я теперь денусь.
Настенька вздохнула, а потом резко села на кровати и, посмотрев на меня, строго проговорила:
— Но учти: я нетерпеливая! Пять лет ждать не буду!
«Какие ещё пять лет⁈ — мысленно возмутился я. — Я так долго не проживу, если с этим сейчас не разберусь!»
— Через месяц я точно за себя не ручаюсь! — грозно подытожила она.
— Понял, солнышко, — улыбнулся я и крепко её обнял. — У меня есть месяц.
Настенька снова вздохнула, но всё же обняла меня в ответ.
«Наверное, это значит, что я прощен и всё же можно уходить?» — с сомнением подумал я и погладил её по спине.
— Только у меня к тебе будет просьба, — прошептал ей на ушко я.
— Что ещё за просьба? — отстранилась от меня Настенька и недоверчиво посмотрела.
— Соберешь мне еды в дорогу? — улыбаясь, спросил я. — Дней на шесть.
— Ещё чего! — возмутилась она и, перестав меня обнимать, скрестила руки под грудью.
— На пять? — начал торговаться я, продолжая заискивающе улыбаться.
— Не-а, — Настенька показала мне язык и гордо отвернулась.
— На четыре? — не сдавался я.
— Хмпф, — лишь послышалось в ответ, и она даже на меня не посмотрела.
— Ну держись! — грозно пригрозил я ей и пошёл щекотать…
Через пять минут она от меня всё же сбежала, но на еду так и не согласилась. Догнать я её всё же попытался, но она заперлась в уборной и сказала, что не выйдет, пока я не пообещаю её больше не щекотать. Пообщаться я такого не мог, поэтому с горя ушёл спать — и без девушки, и без еды.
Не успел я уснуть, как меня бесцеремонно разбудили, затормошив за плечо и приговаривая на ухо:
— Просыпайся-просыпайся… Ты так просто от меня не отделаешься.
Я приоткрыл один глаз, понял, что ещё не утро и закрыл его обратно. Не люблю, когда меня будят посреди ночи. Но этот злостный нарушитель моего спокойствия на этом не остановился и всё продолжал меня тормошить… Но я тоже не собирался так просто расставаться со своим сном: сначала отмахнулся, потом отполз от края кровати, потом перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой, потом… Я так и не понял, как это произошло, но в моих объятьях оказалось нечто тёплое, приятное на ощупь и обнажённое, и спать тут же расхотелось.
— Что-то ты совсем не умеешь уговаривать, — тихо сказала Настенька, надо мной склонившись, и меня поцеловала.
«Это теперь так называется?» — промелькнуло у меня в голове, и я пошёл исправлять свою недальновидную ошибку…
Когда я проснулся утром, солнце уже было высоко и светило в окно, а мне было хорошо и безмятежно. Я глянул на Настеньку, до сих пор меня обнимающую и почему-то не сбежавшую на свою утреннюю тренировку, и снова подумал, что она — моё ласковое солнышко. С ней было так тепло и уютно, что никак иначе и не назовёшь. Мне даже показалось, будто она немного светится в лучах утреннего солнца.
«Если это был её коварный план, чтобы мне уходить расхотелось, — лениво подумал я, — то он однозначно сработал».
Уходить мне сейчас действительно никуда не хотелось, и все части моего «я» в кои-то веки были со мной солидарны.
Провалялся я так недолго — не удержался и полез обниматься, чем девушку, естественно, и разбудил. Но она вновь от меня не сбежала…
К полудню оказалось, что я был достаточно убедителен, и мне согласились напечь пирожков в дорогу, но при условии, что я никуда не ухожу до завтра. Согласился я незамедлительно, и через несколько часов заветные магические пирожки были готовы.
Под предлогом, что нам теперь нечем заняться, пока пирожки остывают, меня потащили гулять по Яренке и Лесу.
К моему удивлению, даже вечером Настенька не сбежала на свою тренировку, а вместо этого помогала мне собирать походную сумку. А когда нашла в боковом кармане бережно сложенную свою вышитую салфетку, так ещё и запрыгала от радости и повисла у меня на шее…
Сумку мы всё же собрали, но виснуть на мне от этого не перестали. Я всё не мог понять, это она меня так уговаривает не уходить или прощается, как навсегда? Потом всё же решил остановиться на более жизнерадостной мысли и подумал, что это она мне так хочет сказать, чтобы я возвращался побыстрее, потому что с ней хорошо.
Спать я пошёл пораньше, чтобы утром выйти на рассвете, но, как всегда в таких случаях, сон не шёл. Настенька лежала рядом и поглаживала меня по груди.
— Может, мне для тебя всё же попросить коня? — тихо спросила она.
— Я лучше пешком, — ответил я, а про себя подумал: «Не люблю просить».
— А с тобой точно нельзя? — грустно спросила Настенька. — Я тебе не помешаю, честно.
— Извини, нельзя. Не в этот раз.
— Я буду по тебе скучать, — совсем тихо сказала она.
— Я тоже, — тихо признался я и покрепче прижал её к себе.
«Вроде бы не дрожит и не всхлипывает. Уже неплохо», — на этой мысли я окончательно загрустил, но всё же менять своё решение не собирался.
Вскоре она всё же уснула, а я ещё промучился несколько часов, но тоже заснул.
Проснулся я до рассвета и тихо встал. Тихо оделся и тихо ушёл. Не знаю, спала ли в это время Настенька, но она меня не окликнула, а прощаться я не хотел. Не люблю я долгие слёзные прощания и проводы. Что угодно, но только не это. Это совсем уж выше всех моих душевных сил вместе взятых.
Часть 4
Глава 22. Имя
Бабушка мне говорила, что собирается в Орден Ниев в Эвенне. Туда я и направился.
В Орден я добрался за две недели, но бабушки на месте не оказалось, Рэда — тоже. Когда я сказал, что они мне срочно нужны, Кирилл мне любезно поведал, что одна уехала к графине