Я не стал переводить с французского игру слов и снабжать отрывок комментариями, дабы, по неуклюжему выражению Цветаевой, «не загромождать читателя» и не мешать ему насладиться этим мелодическим этюдом. Из всех возможных композиторов в автобиографической прозе она упоминает, кажется, лишь Ганона – автора технических упражнений.
В Праге, одной из музыкальных столиц Европы, она за три года не посетила ни одного концерта, о чем безмятежно писала Тесковой. За четырнадцать лет своего пребывания в Париже она, похоже, ни разу не заглянула в Лувр или в Музей Д,Орсе; не бывала ни в опере, ни в театрах.
Даже Ленин, относившийся к художественной культуре с бесчувствием неандертальца, живя в Париже, пару раз послушал оперетту и побывал в музее. Правда, то был музей парижских коммунаров, но все же какой-никакой очаг культуры. Цветаева бегала только в кино.
Набоков презрительно упоминал о том, что Ленин рыдал на «Травиате», – для него это было невообразимой пошлостью. Цветаева заливалась слезами на голливудских мелодрамах.
* * *
Представление об отношении Цветаевой к искусству дает коротенькая новелла «Шарлоттенбург». В ней она рассказывает, как однажды отец возил их с сестрой в Шарлоттенбург, где располагалась мастерская по изготовлению гипсовых слепков с подлинников античной скульптуры и архитектуры.
Иван Владимирович в ту пору уже был целиком погружен в хлопоты по созданию музея, активно отбирал для него экспонаты и часто ездил в Германию. Мастерская была одной из крупнейших в Европе, имела заслуженную репутацию, о чем Цветаева не знала, поскольку ни до архитектуры, ни до отцовского музея, ни до него самого ей в ту пору не было никакого дела.
Рассказик начинается с обычного для Цветаевой перевирания дат и уменьшения собственного возраста: «Мне скоро шестнадцать. Асе – четырнадцать. Три года тому назад умерла наша мать». Если их мать умерла три года назад, значит, Цветаевой вот-вот исполнится 17, а Асе – 15.
Далее следует тоже обычное для нее описание нечеловеческих страданий, которые Цветаева переносит со свойственным ей одной нечеловеческим мужеством. «Водопады, потоки, обвалы солнца. Устрашающая девическая мода тех лет: длинные юбки, длинные рукава, тиски обшлагов и пройм, капканы воротников. Не платья – тюрьмы! Черные чулки, черные башмаки. Ноги черные!
– Папа, долго еще!
Шагаем уже добрых полчаса, а час ходьбы с отцом стоит целого дня с иным скороходом».
Вы, наверное, уже решили, что Шарлоттенбург находится в пустыне Сахара и бедные девушки пробираются туда в своих платьях-тюрьмах по песчаным барханам?
«Дворе́ц Шарло́ттенбург (нем. Schloss Charlottenburg) – дворец-музей, крупнейший и самый значительный дворцовый комплекс бранденбургских курфюрстов, прусских королей и германских императоров в Берлине. Один из наиболее изысканных примеров архитектуры барокко в Германии. Его купол считается одним из символов немецкой столицы. Весь дворцово-парковый ансамбль является историко-культурным памятником, находящимся под защитой государства. (…) Дворец находится среди 100 самых красивых замков и крепостей мира. Входит в десятку наиболее популярных музеев Берлина по числу посетителей». («Википедия»).
То есть две интеллигентные юные москвички из профессорской семьи солнечным утром прогуливаются в сопровождении папаши по одному из красивейших в мире дворцово-парковых комплексов. Причем впервые в жизни. Их впечатления? Какая мука! Какие испытания!
Но ведь и какой стоицизм!
«Но не может же так длиться вечно! Надо что-то придумать. И – придумываю. Все это – только сон. Я сплю. Потому что такой жары – до седьмого пота, такого раскаленного света, словом, такого ужаса просто не может быть. И поскольку любому, даже самому долгому сновидению срок – три минуты, не более, значит, я не успела устать. Даже во сне».
Цветаева не замечает открывающихся перед ней красот, привлекающих миллионы туристов со всего мира. Получасовую прогулку она воспринимает сплошным кошмаром. Рассказик написан в 1936 году, то есть этот кошмар она помнит двадцать с лишним лет!
Даже не знаю, с чем сравнить выпавшие на ее долю мучения. С экспедицией Амундсена к Южному полюсу? Со знаменитым эпизодом из «Жития протопопа Аввакума», когда его, с женой и едва живыми детьми, измученных и оголодавших, солдаты гонят пешком по бескрайним заснеженным степям, из ссылку – в ссылку. Обессиленная протопопица падает в снег и не может встать. Спотыкаясь через нее, падает и полуживой солдат-конвоир; оба беспомощно барахтаются в снегу. Железный Аввакум помогает обоим подняться.
Истерзанная жена спрашивает его с затаенной болью: «Долго ли муки сея, протопоп, будет?». И он отвечает твердо: «Марковна, до самыя смерти!». Она же, вздохня, отвещала: «Добро, Петрович, ино еще побредем».
Как вы уже догадались, вопрос о том, долго ли еще мучиться, в цветаевской новелле задает вечнохнычущая Ася. Цветаева страдает молча, как Аввакум.
* * *
Но вот Великая Страдалица и сопровождающие ее лица (отец и сестра) добрались до мастерской.
«– Вы у меня молодцы, шли – не ныли, – говорит отец, вытирая лоб, – в награду дарю каждой по слепку, пока мы тут побеседуем с господином директором».
Рыхлый и полный Иван Владимирович слегка взмок, – ему следовало бы воздержаться от пива за завтраком. Но пиво они очень любили все трое: и профессор изящных искусств, и обе его одухотворенные дочери. Великий русский поэт и великий русский философ, будучи еще подростками, порой напивались пивом в Германии под завязку.
В возрасте 13 и 11 лет они любили в свободный от уроков день, «гуляя по благоустроенным сосновым дорогам Шварцвальда, зайти в придорожную пивнушку и пить наперебой, кто счетом больше проглотит кружек пива, и идти на дорогу с палкой в руках, изображая подвыпивших буржуа.» (В.Цветаева. Из «Записок». Цит. по: Марина Цветаева в воспоминания современников: Рождение поэта. – М., Аграф, 2002, с.17).
* * *
Напомню, кстати, что Иван Владимирович отличался выдающейся скупостью. Ему было легче обмануть таможенника, чем заплатить 10 франков. Чтобы не тратиться на новое пальто пятнадцатилетней Асе, посещавшей каток, где собиралась вся московская молодежь, он отдал ей свое старое, облезлое. Легко представить, как выглядела в нем худенькая хрупкая Ася!
Другим примером его удивительной скаредности может служить история со скрипкой, которую его старшая дочь Валерия умоляла купить ей в детстве. Музыкально одаренная, Валерия давно мечтала о скрипке. И вот, на новогодней благотворительной ярмарке, устроенной после детского маскарада, она видит предмет своих тайных вожделений: большую детскую скрипку.
Девочке пять лет. «Ах, как я ее хочу… А