Картинки помогают, но и рифмы тоже, и чем дальше мы движемся по странице, тем легче Саре читать вслух. Она явно упражнялась по вечерам не только в письме, но и в чтении. А когда нет причин стыдиться, новый навык развивается вовсю.
Я удовлетворенно расслабляюсь, а Сара продолжает без моих подсказок:
– Агнец кроток, лев отважен, помни – Богу каждый важен. В небе светлая луна, мир накрыла тишина. Сол. Со-ло-вей поет среди ветвей.
Так мы доходим до конца страницы, и когда я поднимаю голову, то вижу гордость на лицах дочерей. Они гордятся Сарой. Она им нравится, а для девушки не самый плохой вариант – выйти замуж в семью, где ей рады. Надо только придумать, как этого добиться, как удержать Сайреса на одном месте, чтобы попробовать.
После обеда Сара кутается потеплее, укладывает Шарлотту в перевязь под своим плащом, я провожаю их до двери и смотрю, как Джонатан усаживает их в телегу. Когда они уезжают, я возвращаюсь к огню и сажусь рядом с мужем. Он держит бокал бренди и едва прячет улыбку.
– Почему недовольный вид, милая? Что-то пошло не так?
– Это же ты спугнул Сайреса?
– Я послал его с поручением. Нам нужно вести бизнес, несмотря на все твои планы.
– Тебе же вроде нравился этот план.
– И нравится. Но это все равно должна быть ее идея.
– Ну вот теперь она уехала с Джонатаном.
Эфраим пожимает плечами.
– Не самый плохой вариант.
Я отбираю у него бокал и делаю глоток бренди.
– Нет. Джонатан последнее, что нужно Саре. У него будет масса проблем, если он не перестанет спать с девушками, не женясь на них.
Это Эфраима как минимум шокирует, и я рада, что он обратил на меня все свое внимание.
– Ты уверена, что они с Салли…
– Скорее подозреваю, чем уверена. – Я допиваю остаток его бренди. – Но все это плохо кончится для твоего сына, вот увидишь.
– А, так теперь он мой?
– Если от детей проблемы, то это твои дети.
Я встаю и направляюсь к себе в рабочую комнату, но Эфраим хватает меня за руку:
– Смотри!
Он ведет меня к окну. В пятидесяти футах над землей из леса вылетает длинная темная тень, облетает лесопилку и садится на флюгер.
Эфраим был прав. Перси жив.
Дом Макмастера
Понедельник, 15 марта
Мы сидим у лесопилки в лучах неожиданного зимнего солнца, закинув ноги на пенек. Эфраим вообще не любитель курения, но с тех пор, как Перси вернулся в добром здравии, он стал днем выходить покурить. И я иногда к нему присоединяюсь, когда получается. Что до сапсана, Эфраим не планирует отстраивать выгородку. Пока что Перси летает по всей лесопилке и устраивается на насест, где хочет. Я наблюдаю за тем, как мой муж достает из кармана старую резную трубку и кисет с табаком. Он зажигает трубку. Втягивает дым. Перекатывает его во рту и выпускает ровной струйкой. Колечек он не пускает – Эфраим человек без претензий и не пытается продемонстрировать всему миру, что у него хорошее настроение.
Я уже протянула руку за трубкой – хочу попробовать метод, который мне показала мистрис Ней, – как вдруг на дороге слышится тяжелый стук лошадиных копыт. Повернувшись, я вижу, как из леса выезжает человек, которого я меньше всего рассчитывала увидеть.
Мистрис Хендрикс, мать Грейс Сьюалл.
Дама с возвышенными устремлениями и кислым лицом.
Я никогда еще не видела человека, которому было бы более не по себе ехать верхом. И лошадь, которой меньше бы нравилось, что на ней едут. Спина у седока прямая, руки жесткие. А в глазах виден ужас, который учует любая лошадь. Удивительно, что она вообще добралась сюда живой. Брут бы ее через пять секунд сбросил.
– Мистрис Хендрикс, – приветствую я ее с вымученной улыбкой, – чем могу служить?
Зубы она сжала так крепко, что прежде, чем она в состоянии мне ответить, ей приходится размять челюсть.
– Моя дочь Грейс.
– Она больна?
– Ребенок. Она послала меня за вами.
* * *
– Вы сказали, что ваша дочь меня позвала. – Я обвиняюще смотрю на мистрис Хендрикс. – Вы соврали.
Сегодня мартовские иды, но все равно очень холодно. Как правило, к этому времени лед на реке ломается, а земля начинает оттаивать. А вот в этом году все не так. Зима все еще держит нас в своих когтях. Пусть даже в небе светит солнце, теплее от этого не становится. Поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, и хмурюсь. Я устала от зимы. И мне не нравится, что меня обманули.
– Если б я сказала вам правду, вы бы не приехали, – возражает она.
– Конечно! Я не хочу иметь никаких дел с этим человеком.
– Ну так вот, его жена умрет, если вы сейчас туда не поедете. И я буду просто счастлива сообщить всему городу, что вы оставили ее умирать из-за мелочной обиды.
– Мелочной обиды? У двух женщин в этом городе умерли дети, а мой сын оказался в тюрьме. И все из-за него!
Мистрис Хендрикс выпрямляется. Гордо поднимает подбородок.
– В родах от него толку мало, это верно. И я согласна, что без вас мои дочь и внук, скорее всего, погибли бы. За это я вам обязана до конца жизни. Но его некомпетентность не значит, что должны погибнуть еще одна женщина и еще один ребенок. Тем более когда вы можете помочь.
Я отступаю на шаг назад и смотрю на нее с подозрением.
– А вам-то что?
– Его жена подружилась с моей дочерью, – вздыхает мистрис Хендрикс. – Я через два месяца уеду. Если эта девочка умрет, у Грейс никого не останется.
Я бы не сказала, что муж, ребенок, дом и соседи – это никто, но у меня нет настроения спорить с мистрис Хендрикс. Кроме того, мы стоим на улице и нас кто угодно может подслушать. Но не успеваю я ее остановить, как она дергает за веревку у двери, и в доме звенит колокольчик. Через несколько секунд я слышу тяжелые шаги.
– А Пейдж меня звал?
– Нет, – признается она. – И он, возможно, будет злиться. Но я уверена, что мертвая жена ему нужна меньше, чем ваша помощь. Вот почему я перешла реку и одолжила в таверне эту дьявольскую лошадь.
Этой лошади, Бьюле, почти столько же лет, сколько и мне, зубов у нее осталось немного, и они все длинные и желтые. Более мирных животных редко видел свет. Но они с мистрис Хендрикс явно остались друг другом недовольны, и когда всадница неуклюже слезла с лошади, я не знала, кто из них первым начнет кусаться. К моему удовлетворению, первой успела Бьюла.
Поначалу я поверила мистрис Хендрикс. Добралась с ней до Крюка, где мы оставили лошадей в таверне. Потом перешли реку. Мистрис Хендрикс почти всю дорогу молчала, но меня это не смутило. С матерями от беспокойства такое бывает. Но когда мы прошли мимо бакалейной лавки дальше по улице, заподозрила, что дело нечисто. А когда мистрис Хендрикс остановилась перед старым домом Макмастера, я поняла, что меня обманули.
Мне, как и Бьюле, уже немало лет, но не настолько, чтобы забывать факты. А Сэмюэл Коулман мне рассказывал, что доктор Пейдж снял дом Макмастера.
Я как раз собираюсь развернуться и уйти, но тут дверь распахивается. Этот Бенджамин