– Все сейчас седые. Из тех, кто добрался до базы живым.
– В смысле? – Куликов опять подскочил на кровати. – А что произошло? – Страх подмывал прямо спросить, жива ли Тамара, но Роман разумно сдержался.
– После зачистки лейтенант приказал двигаться дальше на северо-восток. Построил колонну, и мы выдвинулись. Ехали порядка тридцати километров по пересеченке, пока не вышли на дорогу, идущую перпендикулярным курсом. – Взгляд Сыча снова на мгновение остановился, после чего поседевший боец уставился в дальний угол комнаты. Его глаза расширились от ужаса.
Куликов повернул голову туда же. Пусто.
– Ты чего? – Роман с опаской посмотрел на Сыча.
– Не обращай внимания. Врач сказал, скоро пройдет. У меня еще нормально. Некоторым хуже.
– Да что случилось-то? Рассказывай!
– Я и рассказываю. Вышли мы к этой дороге, и тут начало твориться что-то непонятное. Лейтенант приказал всем остановиться и стал что-то слушать по внутренней связи. Ну, по крайней мере, казалось, будто он слушает что-то. Понял меня, да? Я сидел рядом с ним на броне и отчетливо слышал, что в эфире на самом деле никого нет. Никто не говорил с лейтенантом.
– Там же не один канал, – предположил Куликов. – Может…
– Не может! – неожиданно выкрикнул Сыч. Затем спохватился, прикрыл рот рукой и, втянув голову в щуплые плечи, боязливо заозирался по сторонам. – Не может, – повторил он уже тише. – Я тоже сначала так подумал. Мне же любопытно стало. Стал переключать каналы рации – везде тишина. А лейтенант слушал. – Сыч передернул плечами. – Кого он там слушал, твою мать?! Вокруг на двадцать километров никого с рацией не должно было быть! Затем он приказал двигаться по дороге на запад. Прошли еще несколько километров, пока справа от дороги не показался старый полуразрушенный каменный забор, как при совке делали, чтобы территорию отметить. Чисто символически. Мы все в недоумении. Кто-то из «факиров» спросил лейтенанта, что, мол, это за место и чего мы тут забыли. А тот ответил, что приказ пришел сюда выдвигаться. Помочь надо нуждающимся… Нет чтобы сразу заподозрить неладное, так эти внутри БМО рады стараться. Едут и едут вперед. Приказ есть приказ. И мы, как дураки, на броне трясемся и молча удивляемся. – Сыч вновь завертел головой, выискивая что-то по углам. – Минуты через две добрались до входа. Такие сетчатые ворота, покосившиеся и ржавые, а над ними – почти стертая табличка: детский лагерь отдыха какой-то там, название не разобрать. Но не суть. Поравнялись, короче, с воротами. Лейтенант приказал глушить моторы и всем идти за ним. Заходим. Сначала Горячев, за ним экипажи БМО. Как привязанные, ни на шаг не отстают. Потом все остальные.
Внутри все заросло травой выше пояса. Сразу видно, что здесь уже давно никто не живет. Кому тут помогать нужно? В этом лагере, наверное, последняя смена была году в пятидесятом, если не раньше. Мы так и спросили у Горячева, а он ответил: мол, пришли сведения, что на территории остались дети, которых не успели эвакуировать. Надо их найти и помочь им. Мы просто охренели от таких слов. Как можно было забыть про детей?! Где было руководство лагеря? Куда смотрели вожатые? Почему только сейчас о них вспомнили? И как они вообще выжили?
– Возможно, руководство погибло первым. Бешенство или еще что. – Куликов высказал первое, что пришло в голову. – Или эвакуация все-таки была, но одна группа ушла на экскурсию и ее не смогли дождаться. А они вернулись и решили остаться в лагере. Все-таки там крыша, стены, запасы еды…
– Все может быть, – тихо проговорил Сыч. – Слушай дальше. Лейтенант приказал экипажам следовать за ним. Взял меня и еще одного из пехоты – Ком его позывной был, по-моему.
– Был? – уточнил внимательно слушающий Роман.
– Был, был! – Сыч кивнул и тихонько рассмеялся. – Остальным велел рассредоточиться по территории лагеря и начать поиск детей. А сам повел свою группу прямиком к двухэтажному зданию с разбитыми окнами. Лейтенант впереди, за ним шестеро из экипажей БМО, следом мы с Комом. Вышли на дорожку, выложенную плиткой. Она вся потрескалась, травой поросла. По бокам вообще заросли до середины груди. Слышу – справа от меня как будто кто-то в траве пробежал. Я остановился, автомат в ту сторону. Стою и смотрю. И Ком тоже услышал. Остановился рядом и тоже внимательно смотрит в ту сторону. А трава высокая, не видно ничего. И шелест этот больше не повторялся. Как будто понял, что мы пытаемся засечь его. Я сделал шаг в сторону зарослей, и тут же то, что там сидело, рвануло от меня в сторону соседней постройки. Ну, думаю, зверь какой-то. Стали догонять остальных, а те уже подошли к входу. Там их два было, в разных концах дома. И у меня тут как будто чуйка сработала. Сомнение какое-то начало точить изнутри. Я пробежался до второго входа, которого с дорожки сразу не было видно. Входная дверь там тоже отсутствовала, но вход был завален изнутри куском бетонной плиты. Наверное, перекрытие сверху упало. И все это можно было рассмотреть, только подойдя ближе. А лейтенант как будто заранее это знал. Понимаешь? Откуда он все это знал?
Смотрю, а наших уже никого не видно. Вошли внутрь. И тут до меня доходит, что дело-то здесь нечисто. Я бегом ко второму входу и по связи зову Кома. А он не отвечает. Должно быть, сигнал изнутри не пробивается. Не по себе стало. Забегаю внутрь, и тут где-то снаружи автоматная очередь. Короткая. И потом – тишина. Ну, думаю, наверное, кто-то из наших зверье гоняет. Оно, по идее, должно было здесь поселиться: место заброшенное, как ни крути. Еще подумал, что детей-то, может, уже и не найдем. Одни косточки и скальпы в траве лежат… И тут еще одна очередь, с другой стороны. А потом чей-то крик. Как будто кого-то ранили.
– А что внутри-то? – Куликов постарался вернуть Сыча в нужное русло.
– А внутри никого уже нет, все скрылись куда-то. Длинный пустой коридор, кучи мусора. Воняет дерьмом. И – темнота. Я подствольный фонарь включил. Смотрю, в пыли на полу – свежие следы ботинок. Я по ним. Бегу до середины коридора. А там дальше лестница на второй этаж и шаги наверху. Ну, думаю, там они, значит. Вбегаю на второй этаж, вижу наших из экипажей, Горячева, Кома… а перед ними такое, что у меня крик в горле застрял