Никакого чувства победы. Когда Китрин только приехала в Кемниполь, все дышало триумфом: улицы пестрели знаменами и яркими тканями, дети разбрасывали цветное конфетти. Антея подчинила себе Астерилхолд – и империя хмелела от восторга. Поражение же Доусона Каллиама не принесло людям никакой радости. Готовность хохотать до упаду не походила на маску, скорее она составляла одну сторону монеты, на обороте которой, как все больше подозревала Китрин, уныние, и сбросить его Кемниполю будет нелегко. Комедии на краю Разлома задержатся не на один сезон. Перспектива пугала и наполняла беспокойством, которое Китрин принимала ближе к сердцу, чем хотелось бы.
Кэри шагнула к краю сцены, держа в руке бутафорский меч, и тот посреди дуэльного выпада согнулся пополам и обвис – к восторгу публики, разразившейся хохотом. Китрин не смеялась. Поднявшись с места, она обогнула толпу и вошла в общую комнату «Желтой стены».
Люди здесь теснились не так плотно, как на улице, зато жара ощущалась сильнее. На пике лета в Кемниполе закат длился чуть ли не до предрассветных минут. Если темно, значит час совсем поздний. За столами сидели с десяток мужчин и женщин, потягивая сидр и пиво из глиняных кружек и заедая твердым сыром с подсушенным хлебом. Любители посмеяться давно высыпали на улицу смотреть представление, в духоте засиделись более хмурые – это и требовалось Китрин.
Пиво оказалось густым и пряным, даже пощипывало язык. От такого пива можно и опьянеть, однако при всей соблазнительности этой перспективы Китрин не хотелось впадать в забытье. В глубине сознания что-то беспокойно ворочалось и просилось наружу – то ли идея, то ли догадка. Китрин сидела за кружкой, глядя на грубые доски стола, и слушала.
– Да он с Астерилхолдом столковался с самого начала, – говорил мужчина за ее спиной. – Так быстро подойти к Калтфелю – это только с разрешения старика Леккана, чтоб ему в гробу перевернуться.
– А лорд-регент все знал, не иначе, – добавила женщина рядом. – Всех предателей вывел на чистую воду. Леккана казнил и с остальными расправится, вот увидите. Дайте только срок.
– А слыхали, чем он занимался, пока шли бои в столице?
– Отсиживался в Кингшпиле и отдавал команды, как мальчишка за игрой.
– Нет, – возразила женщина. – Это враги хотят, чтоб ты так думал. А на деле лорд-регент все время был на улицах. Одетый в рубище, как нищий. Подходил вплотную к вражеским станам и смотрел, что там готовится. Его даже не замечал никто.
– Правду говоришь, – встрял мужчина постарше, с седыми усами на покрасневшем лице. – Я его видел. Узнал. То есть, конечно, не понимал, что это он. Сам-то он назвался «старый Хем». Я-то видел, что со старым Хемом что-то не так, да правду не угадал.
– А еще он разговаривает с мертвыми, – сказала все та же женщина. – У меня родич охраняет могилы, и у него в отряде не слишком об этом болтают, но все знают, что лорд-регент туда ходит каждый день, а иногда и по два раза. Прямо внутрь могил входит. Родич говорит, если послушать, то слышно, как Паллиако разговаривает, будто на посиделках. Вот как мы. Шутит, вопросы задает, ведет половину спора. А иногда слышно, как другой голос отвечает.
– Он не ведун, – заявил первый мужчина. – Ведунов я знавал. Половина из них даже икоту не наколдуют. А Паллиако не таков, и нам страшно повезло, что он у нас на троне. Страшно повезло.
– И Каллиама никто не раскусил, – добавил седоусый. – Я-то уж точно. А знаете, о чем еще помалкивают? У Каллиама советчики – сплошь тимзины. Не может же такое быть простым совпадением, верно?
Китрин сидела, держа кружку в ладонях и совершенно забыв о пиве. Слушала, как множатся слухи, громоздясь друг на друга и превращая Гедера Паллиако в легенду.
Клара
Явившиеся в особняк солдаты предъявили эдикт лорда-регента. Не то чтобы Клара их ждала, просто не очень удивилась их приходу. В каком-то смысле даже испытала облегчение. После того как Доусона взяли под стражу, все последующие долгие дни казались странными в своей обыденности. Просыпаться у себя в комнате без Доусона, отдавать распоряжения слугам и рабам, обходить сады. Та же привычная жизнь, которую Клара вела совсем недавно, пока Доусон именем Гедера вел войну на поле боя. А теперь муж брошен в тюрьму. Ожидание последствий было таким мучительным, что первое же зримое их проявление вызвало чуть ли не облегченный вздох.
Клара стояла во дворе перед домом и смотрела, как выносят вещи. Кровать, на которой были зачаты и рождены ее дети. Платья и прочие наряды. Вывели на тонких поводках и охотничьих собак Доусона, сбитых с толку и скулящих. Кларе оставили кошель и мешок с вещами, которые капитан позволил ей наскоро собрать. Приказ на этот счет молчал: если бы капитан подхватил Клару на плечо и вышвырнул на улицу, распоряжение Гедера Паллиако не было бы нарушено. Однако капитан не прибег к этому, и Клара была ему благодарна.
– Они не вправе! – От гнева и напряжения голос Джорея вибрировал, как скрипичная струна.
– Вправе, милый, – ответила Клара. – Не думал же ты, что нам позволят жить по-прежнему? Мы теперь в опале.
– Ты не совершила ничего дурного.
«Совершила, – пронеслось в голове Клары. – Я любила твоего отца. И упорствую в этом преступлении». Она не произнесла этого вслух, лишь взяла младшего сына под руку и вывела прочь.
На улице уже собрались слуги и рабы с пожитками в руках, будто толпа уцелевших в стихийном бедствии. Клара подошла к ним, в последний раз исполняя роль хозяйки. Шею Андраша по-прежнему охватывала цепь, он смотрел на происходящее расширенными от ужаса глазами. Клара подняла ладони, обращаясь ко всем сразу:
– Полагаю, вы видите, что хозяйственные нужды в силу обстоятельств заметно сократились.
На глаза навернулись слезы, и Клара сжала зубы.
«Держи подбородок выше, – велела она сама себе. – Улыбнись. Вот так».
– Тех из вас, кто был рабом, я отпускаю на свободу. Надеюсь, что на воле вам будет как минимум не хуже, чем в моем доме. Слугам, работавшим за плату, я могу дать рекомендательные письма, хотя сейчас они, к сожалению, вряд ли принесут большую пользу.
В задних рядах кто-то всхлипнул. Кажется, дочь главного повара.
– Не давайте воли страху, – продолжала Клара. – Вы все найдете новое место в мире. Нынешнее положение дел, безусловно, неприятно и даже болезненно. Однако это не конец. Ни для кого из нас. Благодарю вас за работу, которую вы исполняли. Я рада, что