– Я верю. И вы все потеряли?
– Да, – подтвердил Маркус. – Четвертое десятилетие своей жизни я заканчиваю ночевками на траве рядом с человеком, у которого по жилам ползают пауки. Предстоит перебраться на ту сторону Внутреннего моря, и я понятия не имею, как это сделать. Если я туда и доберусь, то как возвращаться? А когда вернусь, то, скорее всего, погибну в попытке убить богиню. И мне сейчас легче, чем за все время после того, как Китрин взяла верх над ревизором. Когда у меня что-то есть, я не нахожу себе места оттого, что должен сохранить имеющееся. А здесь у меня нет ровно ничего. Или, по крайней мере, ничего хорошего. Стало быть, я свободен.
– Со стороны это выглядит как усложненный способ сказать, что ваша душа имеет форму круга, поставленного на ребро, – заметил Кит.
Маркус кивнул:
– Вы ведь знаете, что я уважаю вашу мудрость и ценю ваше общество?
– Да.
– Никто не любит, когда слишком уж умничают.
Маркус соскользнул в сон еще раньше, чем арфист перестал играть. Утром он проснулся с мокрыми от росы волосами; в глаза светил золотисто-голубоватый рассвет, протягивающий лучи через безупречно-синее небо.
* * *
Через два дня, когда Маркус с мастером Китом проходили мимо небольшой уличной кофейни, старый актер внезапно замер и, сощурив глаза, всмотрелся в кованую вывеску над дверью, изображающую дельфина.
– Что-нибудь нужное? – спросил Маркус.
– Возможно, – ответил Кит. – Столько лет… Не откажетесь зайти на минуту?
Внутри кофейня оказалась немытой и тесной, стены покрывала многолетняя копоть от дыма, даже сейчас проникающего с кухни, так что все помещение полнилось чадом, запахом перегретого жира и ароматами пряностей, от которых у Маркуса рот немедленно наполнился слюной.
Молодой неприветливый тимзин вылетел к ним из кухни, размахивая черными руками.
– Закрыто пока! – выпалил он. – Приходите через час.
– Простите, – остановил его мастер Кит, – ваше имя, случайно, не Эпетчи?
Глаза тимзина расширились, а затем, к оторопи Маркуса, движение повторилось – с ощутимым щелчком раскрылось прозрачное внутреннее веко.
– Китап! – заорал тимзин, подпрыгивая и обнимая мастера Кита. – Китап, старый сукин сын! Мы-то думали, вы уже померли. Идите в кухню, оба. Эла! Китап пришел! Не поверишь – старый и жирный.
Маркус обнаружил, что какие-то люди его куда-то восторженно тащат, сажают за кухонный стол и суют в руки миску с чем-то смахивающим на ошметки невесть чего, содранные со стенок старой жаровни, а на поверку оказалось – самой вкусной едой, какую Маркус пробовал за последние годы.
Вокруг сияли улыбками тимзины и тимзинки; совсем маленьких детей со светло-коричневыми, еще не потемневшими чешуйками предъявляли Киту одного за другим – дети откровенно скучали, но выдерживали процедуру ради гостя, а уж тот восхищался каждым по очереди. Когда Кит, представляя всем Маркуса, назвал его полное имя, первый из знакомцев – Эпетчи – отнесся к этому скептически, однако всем видом показывал, что коли старина Китап желает путешествовать с человеком, прикидывающимся убийцей королей из Нордкоста, то пусть уж.
Спать под звездами их больше не пустили. Вместо этого гостям выделили комнату в дальней части кофейни и постелили тонкий ватный матрац, видавший лучшие дни.
– Давние знакомые, как я понимаю?
– Когда я впервые вышел в этот мир, я больше полугода провел в Суддапале, – ответил мастер Кит, раскладывая походную постель сверху матраца. (Мудрое решение. По крайней мере, насекомые из походных постелей уже были знакомы.) – Я жил в этом доме, Эпетчи тогда был совсем юным. Тощий как щепка, и голова забита одними девчонками.
– Стало быть, вы думаете, что эти люди способны нам помочь?
– Я думаю, что если они способны, то помогут. Это не всегда одно и то же. Однако стремление помочь, выросшее из совместных трапез и рассказов о жизни, мне кажется более надежным, чем стремление помочь, купленное у незнакомцев за монеты.
– Вы ведь знаете, что я не заставлял вас платить тому йеммуту за посредничество.
– Мир – странное место, – с кряхтением садясь, заметил Кит. – Раньше, когда я здесь жил, все было другим. И я, и эти люди. Изменилось даже здание. Стены не было, – по крайней мере, я ее не помню. И все же соотношение осталось прежним. Это как если бы мир был камнем, твердым и неизменным, а мы покрывали бы его краской – слой поверх другого, потом еще один и еще. Мы изменяем мир смыслом историй, которые в него приносим, однако изменяем мы лишь поверхность. А не каменную основу мира.
– Философия, – заметил Маркус. – Правда, понятия не имею, о чем речь. Как думаете, есть ли у них знакомые с хорошей лодкой?
* * *
Капитаном парусника оказалась тимзинка с широким лицом и лукавой ухмылкой. Маркус и Кит по наставлению Эпетчи встретились с ней на дальней оконечности одного из длинных причалов – в такой дали от берега Маркусу даже представилось, что из города они уже отбыли. Тимзинка сидела на корме, завязывая длинные плетеные канаты в узлы, которые в других условиях Маркус счел бы произведением искусства. По словам Эпетчи, капитана звали Адаса Орсун.
Довольно небольшое суденышко не требовало многочисленной команды: для управления хватало и одного моряка. Вмещало оно до пяти человек, если не брать провизию на долгое путешествие по открытому морю. Сейчас судно легко покачивалось на волнах – белоснежная палуба, прямоугольные паруса цвета моря. Маркус не понимал, как судно с такими низкими бортами не захлестывается волнами при шторме, однако у причала стояли еще с десяток таких же, – видимо, устойчивость обеспечивалась то ли конструкцией, то ли искусством кораблевождения.
Или, может, эти суда не выходили в море при непогоде.
Мастер Кит обменялся приветствиями с капитаном.
– Нам дали понять, что вы можете оказаться не прочь доставить двух пассажиров на юг, в Лионею, – объяснил он.
– Может, и не прочь, – ответила тимзинка. – Коли в цене сойдемся. Вам когда отплывать?
– Чем раньше, тем лучше, – улыбнулся мастер Кит.
– В ближайший месяц не могу, – пожала плечами тимзинка. – Уже с другими сговорилась.
Маркус и без пауков в крови знал, что она лжет. Тимзинка ухмыльнулась. Ход был за ними.
– Я друг Эпетчи, – напомнил ей мастер Кит.
– Потому-то я с вами и разговариваю, – ответила она.
Канат, обернутый несколько раз вокруг руки, потоком сбежал вниз.
– Я могу заплатить.
Кит бросил ей небольшой кожаный кошель.
Тимзинка не стала его