Так вот, в случае с титулом криминальной столицы, повторяемся, много несправедливостей. Об одном только гангстерском районе Москвы, именуемом Сухаревкой, великий русский бытописатель Владимир Алексеевич Гиляровский написал столько, что хватило бы на несколько Чикаго. Однако прозвище «папа» почему-то закрепилось за нашим большим и культурным городом в 20-е, видимо, годы. И если насчет большого мы, возможно, немного погорячились, то с культурным ни на гран не пошли против истины. Пока в лихие революционные годы и Гражданскую по Москве и Петрограду сновали толпы мародеров и откровенно деклассированных элементов (к вопросу о криминальном имидже), экспроприируя нажитое непосильным трудом у непролетарских сословий, белогвардейский Ростов был прямо-таки островком спокойствия и респектабельности. Таковым он и остался при смене власти, ибо конница товарища Буденного как-то уж очень быстро вышибла расслабленных золотопогонников из города, практически не повредив ни зданий, ни населения. Кстати, с товарищем Буденным связана занятная история… впрочем, мы опять отвлеклись от сути.
Итак, о прозвище. Даже обстоятельства его получения, принятые как в научном сообществе, так и среди обывателей, представляются нам крайне несправедливыми и надуманными. Следует признать, что версии и с падающей колокольней, и с показаниями босяков, путающих биологических родителей с городами, и множество других никуда не годятся. Единственно верной следует признать историю об ограблении ростовской конторы Государственного банка, случившегося то ли в начале, то ли на излете нэпа.
В столице области снимали «фильму». В этом не было ничего удивительного, а всем сомневающимся мы порекомендуем опять же посмотреть знаковое кино «Раба любви» представителя славной творческой династии или хотя бы почитать историю Веры Холодной. Даже в голодной и, не поймите превратно, холодной Одессе умудрялись делать синематограф, а уж в благополучном Ростове, сами понимаете. Так вот, в ясный теплый день перед конторой Государственного банка, совершенно не пострадавшей в смутные годы потрясений, начинает выгружаться шайка из рассказов Бабеля. Управляющему и постовым предъявляются бумаги с печатями и подписями ответственных лиц с повелениями оказать всемерное содействие в создании остросюжетной драмы. Телефонные звонки недоверчивых финансовых работников в высокие кабинеты подтверждают – да, подписывали, и даже печати ставили, все официально. Выполнять любые просьбы. С какой, спрашиваете, стати? А с такой, что, как указал вождь мирового пролетариата, из всех искусств для нас важнейшим является… сами понимаете. Вы что там, в Госбанке, Ленина не читаете?
Успокоившееся банковское начальство всемерную помощь оказывает и даже помогает устанавливать камеры, ставить свет и все такое. Все-таки кино – дело новое, всем жутко интересно. Опять же – важнейшее из искусств. Кого-то из мелких служащих просят в массовку – вот, станьте сюда, лицо у вас, знаете, такое… эээ… фактурное очень. Финальные сцены – ограбление подземного сейфа и вынос банкнот в мешках. Посторонних просим буквально на пять минут покинуть съемочную площадку. Посторонние площадку покидают, но для собственного спокойствия и по инструкции запирают хранилище на ключ, тем более что товарищи артисты не возражают. Через пять минут стук в металлическую дверь, дескать, все отсняли, последний дубль – выносим награбленное. Камера, мотор, вот здесь взять крупным планом – режиссер мечется по площадке, сердится и требует новых дублей. Стоп, снято! Спасибо, товарищи служащие, за помощь, нет, оборудование пока не убираем, и свет тоже, нужно будет снять еще общие планы. А пока обеденный перерыв, актеры тоже люди, кстати, вот и столовая за углом у вас очень подходящая. Через полчаса вернемся и довершим нетленку. На премьеру пригласим, это уж непременно.
Первые смутные сомнения у совслужащих забрезжили, когда ни через час, ни через два никто на съемочную площадку не вернулся. Проверили еще раз хранилище – все закрыто, следов какого-либо проникновения не наблюдается. Но когда прибыли инкассаторы и привезли дневную выручку, обнаружилось, что в сейфах не осталось ничего, кроме душного подвального воздуха. Управляющий схватился за сердце и потребовал триста капель эфирной валерьянки. Детектив, как и обещали липовые киношники, немедленно перерос в драму. Их, кстати, так и не нашли. Выручка, а главное – изящество, с которым налетчики завладели активами, были таковыми, что переплюнули одесские легенды, и в дополнение к «маме» появился непререкаемый и превзошедший ее авторитет.
В Ростове, повторимся, несмотря на смутные времена и войны, сохранилось множество дореволюционных и тем более революционных зданий. Понимая, что лучший способ борьбы с несправедливым имиджем – это извлечь из него коммерческую выгоду, ростовские гиды проводят в естественных декорациях экскурсии, от которых у экскурсантов еще долго играет адреналин в крови. К иммерсивным прогулкам привлекают даже актеров драматического и молодежного театров. Погружение в атмосферу полное – проверено на себе. Если вам после скучной офисной жизни хочется острых ощущений – приезжайте. Мы уже привыкли, и если вдруг в переулке слышим выстрелы, после которых из него вылетают одетые, как в сериале про Одессу, личности в кепках, за которыми тянутся сплоченные группы со смартфонами в руках – не обращаем на них внимание. Если не тянутся и вообще никто не выбегает – тоже, в общем-то, не обращаем. Единственное, что может вызвать наше подозрение – если вдруг на ростовских улицах возникают люди с камерами и софитами (а такое бывает часто, мы ведь живем в большом культурном городе), и человек, похожий, скажем, на Киру Серебренникова, начинает кричать в мегафон: «Камера! Мотор! Поехали!»
Паровозы
Паровоз на вольном Дону – явление не техническое, не географическое, несмотря на то, что донская столица – главный хаб Северо-Кавказской железной дороги, и даже не историко-познавательное, а метафизическое. Только здесь, у нас, отчетливо и жизнеутверждающе подтвердился тезис французского писателя Шарля-Жоржа-Мари Гюисманса, первого, между прочим, президента Гонкуровской академии! Он первым же и сравнил эстетику паровоза с красотой женщины: «…если взять самое, как считается, изысканное ее [т. е. природы] творение, признанное всеми как самое что ни есть совершенное и оригинальное, – женщину; так разве ж человек, в свой черед, не создал существо хотя и одушевленное искусственным образом, но равное ей по изяществу, и разве вообще сравнится какая-либо другая, во грехе зачатая и в муках рожденная, с блеском и прелестью двух красавиц машин – локомотивов Северной железной дороги!» Кому, как не нам, живущим в краю самых красивых девушек и женщин, понять это сравнение, ибо помимо общепринятого звания поставщика подиумных эталонов мы обладаем еще и уникальным музеем