Соломенное сердце - Тата Алатова. Страница 52

Даня, моментально заскучав.

— Тот самый праздник, — отрешенно повторил Постельный, — где пятилетний Тема Стужев забрался на яблоню да и сорвался с нее насмерть. Законы гостеприимства непоколебимы: гость погиб в твоем доме, значит, его семье надо отдать самое драгоценное.

— Ну отдали и отдали, — нервно перебил Даня, — сейчас-то какая разница.

Старик хозяин не обратил на него внимания.

— Княгиня была в полном отчаянии, — продолжал он неспешно. — Она заклинала князя не трогать ее первенца. Обещала отдать Стужевым следующего ребенка — новорожденным. Нельзя, умоляла она, вот так, по-живому, вырвать мальчика из семьи. Ведь он любит своих родителей, привык к своему дому… Младенцу будет куда проще в обменной семье, убеждала Мария Викторовна. Она ведь помешалась тогда, — старик посмотрел на Даню прямо и скорбно. — Была готова обещать что угодно, лишь бы ее не разлучили с сыном. Спятила, совершенно спятила… Мне предстояло подготовить ваш побег.

— Что? — у резко побелевшего Дани дрогнули губы.

— Мария Викторовна намеревалась выкрасть своего старшего сына у Стужевых и затеряться с ним в горных деревеньках Верхогорья. И я собирался помочь с этим побегом.

— Как же вы осмелились пойти против князя? — спросила Поля, нашла руку Дани и крепко сжала ее. — Или же… неужели с его позволения?

Постельный резко мотнул головой.

— Разумеется, нет. Князь — это закон и принципы, он бы никогда не одобрил этого побега. Да только, — он скривился, словно зеленое яблоко надкусил, — жалко мне стало Марию Викторовну, до того она себя измучила, бедная.

Поля мало знала княгиню, та редко появлялась в детской части дома, где жили они с княжичем. Отстраненная, печальная и молчаливая, женщина пугала даже бесстрашного любопытного Егорку.

— Тогда ведь как оно было, — воспоминания что-то делали с Постельным, как будто он с каждым словом превращался во вьера, деревенея морщинами, — что ни день — то скандал, что ни разговор — то слезы ручьем. Мария Викторовна всех ненавидела, а пуще других — князя. Но он ей спуску не давал, княжеству требовались наследники. После рождения княжны Кати раны закровили с новой силой. Посмотрит, бывало, княгиня на дочь — и такая ярость ее охватывает, что чудо просто, как это девочка вообще выжила. Однажды, помню, княгиня с такой силой запустила в маленькую княжну расческой, что рассекла ей лоб. После этого князь и запретил жене приближаться к ребенку, а Мария Викторовна с новой страстью принялась планировать побег. Я же отправился в Верхогорье, чтобы подготовить для княгини и Данилы дом. А потом горы обрушились на перевал, и меня отрезало от Первогорска на долгие годы. Но, — тут Постельный снова задумчиво посмотрел на Даню, — кажется, ты благополучно вырос и даже нисколько не изменился с тех пор, как был еще совсем мальчиком. Трудно не узнать княжеские гены.

Поля перевела взгляд на Даню, и ее соломенное сердце заболело — его лицо было потерянным, растерянным, грустным и ошеломленным одновременно.

— Княгиня так сильно переживала? — спросил он неверяще.

Постельный раздраженно закатил глаза.

— Попробуй-ка отдай-ка своего первенца неведомо кому, — проворчал он. — Это Лесовские все будто из гранита, поколениями сторожили свой трон, черствея и матерея… А Мария Викторовна в молодости была воздушной и нежной, какая из нее княгиня, ей бы жить в хрустальном замке на высокой горе, не ведая печалей и горя.

— Вы любили ее? — изумился Даня.

— Ты глупостей не говори, — рявкнул старик. — Любил, не любил, жалел, не жалел, все пустое. Ты вот слушай да на ус мотай, я ведь много за пятнадцать лет передумал, пока тут один-одинешенек куковал. Нечего тебе на отца гневаться, не было у Андрея Алексеевича другого выбора, хоть откажись он от княжества, все равно законы для всех одинаковы. На Марию Викторовну обижаться и вовсе не за что, она-то, глупышка, мечтала, что в княгинях ей станет легко и весело, да вона как вышло. И у княжны Кати не будет иной участи, как всю жизнь свою власть сторожить да лелеять. И только для тебя, юный княжич Данила, все дороги открыты. Хочешь, пришлый балабол, гоняй вьеров в лесах, хочешь — балуй в вассами в реках…

— Я женат, — рассеянно напомнил Даня, думая о чем-то совсем ином.

— Хочешь женись мунн знает на ком, — легко согласился Постельный. — Столько свободы ни твой отец, ни твоя мать, ни брат с сестрой никогда не видели и не увидят. А ведь живешь ты, считай, за двоих, за себя и за Тему Стужева.

— Да вот еще, — взбрыкнул Даня, явно возмущенный тем, что на него попытались повесить какого-то там Тему.

— Вот и подумай, — тяжести в голосе старика прибавилось. Князь тоже говорил с такими же интонациями, когда хотел придать своим словам важность, Поля это давно заметила. — Подумай, как не прощелкать попусту выпавшую тебе удачу. Что делать, где бродить, а куда и вовсе не соваться…

— Куда не соваться? — насторожился Даня, который едва не раззевался от старческих нотаций, но все-таки уловил главное.

— Лунноярск суетливый город, — отстраненно произнес Постельный, будто бы сам с собой. Однако уши у Дани чуть не торчком стояли. — Сложный, многоярусный, что твой пирог… У многих старейшин здесь свои интересы, а еще и наместник в последние годы чудил, князем себя как-то объявил, слышали, поди. Да говорят, выпроводили его теперь за перевал, а толку-то, он давно уже был так, пугалом без власти. Верховный старейшина дряхлый дурак, молодежь ропщет, мол возраст не символ мозгов, и всей системе давно пора на помойку… А пуще всех ропщет внук верховного старейшины, который самого худого склада — не за власть, а идейный. Говорит, Верхогорью нужен новый глава, молодой, сильный, свободный от предрассудков.

— В старейшины не по наследству принимают, — припомнила Поля уроки Егорки. Это было основным из камней преткновения: в Плоскогорье власть передавалась по закону крови, а в Верхогорье ее преподносили за твои заслуги. Однако князьями становились и в двадцать лет, бывало такое, а вот в старейшины до пятидесяти лет дороги не было. — Какая разница, внук он или не внук?

— А такая, — ответил Постельный, — что семья старейшины тоже может ручных муннов по своим нуждам гонять. Официально запрещено, конечно, да только заборы высоки, и что за ними происходит — никому не ведомо. И поговаривают, что у пылкого внука верховного старейшины очень бурная тайная переписка с Первогорском…

— Тайная? — недоверчиво переспросила Поля. — Какая же она тайная, если на слуху?

— Я, деточка, новости получаю прямиком из горной управы, а не от бабок в закоулочках.

Ну да. Сын Постельный наверняка держит папу Постельного в курсе новейших интриг. Вон целый рюкзак секретов передал.