— Ну уж заячью губу мне рассмотреть удалось, — едко заметила я.
— Ах, вот в чем дело. Видимо, это и сбило вас с толку. Люди, страдающие этим изъяном, зачастую кажутся похожими друг на друга, — снисходительным тоном ответил он, словно глупой и зарвавшейся ученице, и тут же переключился на другую тему: — Нравится вам здесь?
Я осмотрелась внимательнее. Кроме прокрустова ложа, застеленного грубым дерюжным одеялом, в комнате находился старый письменный стол и простая табуретка. Сквозь окно, забранное снаружи кованой решеткой, виднелись верхушки яблонь в саду и кусочек леса в отдалении. Обзор был неширок из-за скромных размеров окна. И непонятно было, почему прежние хозяева ставили решетки на такие узкие окна — протиснуться в них мог разве что подросток.
— Да, здесь очень мило, — сказала я. — Но я просто умираю от любопытства. Мне так хочется услышать подробности о вашей необыкновенной коммуне… простите, общине.
Степан Петрович строго посмотрел на меня.
— Община — это более верное слово.
Я по-свойски прошла по комнате и уселась на табурет. Санитарное состояние чужого одеяла на кровати не вызывало у меня доверия.
— Итак, я вся внимание!
Степан Петрович долго и обстоятельно рассаживался на короткой, жалобно скрипящей кровати, потом закинул ногу на ногу и, поправив очки на носу, посмотрел мне прямо в глаза.
— С чего начать? — произнес он, улыбаясь суховатой улыбкой опытного педагога. — История может оказаться длинной и даже невероятной, а мне бы хотелось, чтобы вы уловили самую суть…
— Я уловлю, — пообещала я. — Голова у меня работает неплохо. А если будет что-то непонятно, я переспрошу.
Он кивнул.
— Не секрет, что с некоторых пор в нашем обществе появилось множество людей, которым, так сказать, не хватает места на празднике жизни. Суровые реалии жизни, волчьи законы рынка могут принять не все, особенно страдает молодежь…
— Неужели? — удивилась я. — А мне казалось, что перемены в основном ломают людей постарше. Особенно тех, кто воспитан на других принципах…
Степан Петрович строго кашлянул и недовольно сказал:
— Татьяна Александровна, если вы будете меня перебивать, я не сумею донести до вас основную мысль! И вопрос, кстати, спорный. Вы придерживаетесь одного мнения, а мои личные наблюдения совсем иные… Будь у нас с вами больше времени, я бы с удовольствием с вами поспорил…
— А вы куда-то торопитесь? — снова перебила его я с легким беспокойством в голосе. — Я думала, времени у нас предостаточно. Вы же сами мне намекнули, что мне предстоит увидеть вашу темную библейскую ночь и ощутить себя песчинкой…
— Вот снова вы за свое! И как вы только работаете в журналистике? Хотя… — он махнул рукой, — я вам уже не верю. Никакая вы не журналистка.
— А кто же?
— Так мы, значит, будем говорить о вас. Ну что ж…
— Ладно-ладно, молчу! — Я скрестила руки перед собой. — Внимательно вас слушаю.
И он продолжил, несколько повысив голос, видимо, с тем расчетом, чтобы я не могла вклиниться в его рассуждения.
— На чем вы меня перебили? Ах да, молодежь! Неустроенность, потеря ориентиров ведет ее прямиком по скользкой дорожке… Куда? Да куда угодно — в преступные группировки, хотя сейчас более актуальна интернет-зависимость. Те же сетевые мошенники, сети разных грязных пороков… А ведь от проблем молодежи почти все отстранились — и семья, и общественные организации, и само государство. И решать такие проблемы приходится энтузиастам-одиночкам. И слава богу, таких людей много. Мы организовали эту общину, мы вложили сюда определенные средства. Мы собрали сюда молодых людей — отчаявшихся, потерявшихся по жизни, не имеющих своего угла, а также близких и друзей, а также тех, на кого уже все махнули рукой… Мы помогаем этим людям переломить себя и обстоятельства, вернуться к нормальной полноценной жизни…
— Любопытно, как вам это удается? — снова перебила его я, понимая, что в очередной раз начинаю заводиться. Согласна, время на разговоры у нас есть, но я уже устала ходить вокруг да около и продолжать выслушивать все эти бредни.
Поэтому, сменив тон на более жесткий, перешла к сути:
— Вы, наверное, и в самом деле гений педагогики. И много у вас таких воспитанников, которые готовы жить вдали от цивилизации, без электрического света в кельях, питаясь травой со своего огорода?! И чем, интересно, вы их сюда привлекаете и чем удерживаете? Волшебными травяными чаями? Или грибами? И почему я до сих пор еще никого не увидела? Вы их где-то прячете? Хотя нет, с одной вашей воспитанницей мне довелось познакомиться на свою голову. Ее Вероника зовут. И это из-за нее вы тогда притащились ко мне в тот злосчастный вечер. А потом ваши ребята зачем-то шарили ночью у нее в квартире. Расскажите мне лучше об этом!
Нетрудно было догадаться, что с подобными вопросами я, скорее всего, наживу себе неприятности. Не зря говорят — язык без костей до добра не доведет. Но уж больно достал меня этот святоша. Были бы мы здесь одни, взяла бы его за грудки и вытрясла из него всю информацию. А что? Это неплохая идея. А если поднимет шум, то вырублю его и… Нет, пока не стоит горячиться. И не надо забывать, что мой пистолет пока что находится у его «ребят».
Я посмотрела на этого мужчину в очках и криво ухмыльнулась. Уже давно из моей головы выветрился образ благородного рыцаря, защитника женщин и наставника молодежи. Я имела дело со лжецом, причем лжецом самого худшего, резонерского толка, который, надувая тебя, одновременно призывает жить по совести. Возможно, мне следовало вести себя сдержаннее, ведь ничего конкретного я так пока и не узнала.
Но было уже поздно — слово не воробей… Моя тирада произвела на Степана Петровича самое неблагоприятное впечатление. Он смерил меня уничтожающим и чуточку брезгливым взглядом, а потом размеренно произнес:
— Докладываю по порядку! Да, мы здесь существуем в условиях довольно тяжелых, я бы даже сказал, аскетических, но в этом нет ничего постыдного, а тем более смешного! Я бы сказал, что это входит в наш метод — труд и самоотречение. Только через трудности к человеку возвращается вкус к жизни и уважение к себе. А то, что вы, Татьяна Александровна, сейчас никого не увидели из наших воспитанников — так у нас не тюрьма и не лечебница. Довольно часто мы распускаем ребят как бы на каникулы. И, надо отметить, они потом все возвращаются обратно. Все происходит на