– Сокровищница как котельная…
– Да, и охранная система.
– А ведь восемь тысяч лет назад все было иначе. Мир не делился на бессильных и всесильных, – протянул Раджед, устало потирая переносицу.
– Да, похоже. У нас на Земле никогда не было такой магии. Но, значит, Эйлис замышлялся как мир, где сила самоцветов облегчала бы жизнь всем.
«А вдруг Земля тоже однажды окаменеет? Когда ее поделят на клочки, когда „всесильные“ так же загонят „бессильных“ на дно нищеты? И мир решит перезагрузить себя или уничтожить. Во имя равновесия и человечности. Но как же это будет жестоко! Люди на Земле, одумайтесь! Одумайтесь…» – набатом гудели собственные тревожные мысли. И Софья осознала, что она вернулась в Эйлис не в качестве безмолвной жертвы, которая ждет лишь удара в сердце. О нет! Ее привела необходимость новой борьбы.
Семь лет назад она выступила против самодовольного льора, впервые показав ему, что ячед имеет свой голос, свою волю. И вот чародей принял сторону всех, кто окаменел из-за жадности и сибаритства королей.
– Кажется, я все понял. Никто не имел права называть себя избранным, потому что все были равны, – проговорил Раджед.
Чародей постепенно проникался духом этой молчаливой борьбы каменных великанов, которая нашла отклик в пылающем сердце Софьи. Но неужели для полного искупления грехов льоров погибнуть следовало именно ей? Случайной девушке с Земли.
Смерть… Гибель… Нет! Эльф предупреждал об ином. Отдать свою жизнь ради восстановления справедливости и равенства – это и не смерть почти. Если бы только окончательно узнать, как пробудить всех окаменевших.
Софья воодушевленно стиснула руки в замок, словно призывая все незримые силы себе в помощники, в свидетели истины, которая открылась льору.
Раджед дрожащими пальцами перебирал знакомые листы фолианта, но, похоже, привычные буквы на этот раз складывались для него совершенно по-новому, словно Софья принесла ключ к пониманию написанного.
Искажение истории во имя льоров! Неслыханный заговор древних королей! И лишь в библиотеке малахитовых чудом сохранились записи об истинном происхождении титула и сил.
– Ты права: вероятно, так и началось окаменение, – после долгой мучительной паузы проговорил Раджед и тяжко вздохнул. – Но не только из-за этого… Эльф поведал одну историю…
Софья остановила его, отрицательно покачав головой:
– Я знаю. Я же все слышала. Мне жаль… Радж.
Она ласково дотронулась до его плеча и с участием заглянула в глаза, стремясь отвратить любимого от невольного самобичевания. Хватило ему и иных потрясений за последние дни. Рушился его привычный мирок знакомых вещей и незыблемых закономерностей, как в те дни, когда испуганная девочка ступила в зазеркалье портала. Роли таинственным образом менялись.
– Получается, что моя жизнь – это ошибка, – горько посетовал чародей.
Буквально каждая его черта выражала великую скорбь, словно он взвалил на свои плечи всю вину древних тиранов, лишивших народ не только магии, но и простейшего права развиваться без нее. Перед ним будто живо метались эти жестокие картины, отчего морщинки в уголках глаз потемнели и углубились, а тонкие губы искривились в отчаянной гримасе.
– Нет, твоя жизнь – это великое самопожертвование твоей матери, сила ее любви, – горячо разубеждала его Софья и вдруг осеклась, вновь настигнутая внезапным озарением. – Знаешь, мне кажется, что для оживления Эйлиса… ее и не хватает.
– Это как-то… не научно. Но спасибо, Софья. Спасибо.
Раджед с благородностью обнял ее, словно отгоняя образ неискупимой вины за свое появление на свет. Так Софья бежала от нависавшей над ней тени смерти, определенной жемчугом. Но она хотя бы совершила свой выбор, за Раджеда же решение приняла его незабвенная добрая мать.
– Эйлису не хватает милосердия, – вновь встрепенулась Софья, пока Раджед гладил ее пылающие щеки. – Я помню, как камень распался на стекле, когда я заплакала тогда, на руднике. Ты не помнишь?
Тело ее просило движения: руки и ноги поминутно неуверенно дергались. Пальцы перебирали кисти золотых подушек и измятые страницы фолиантов. Однако Раджед вовремя останавливал то краткими объятиями, то поцелуем. Сам он после горестного открытия точно стремился забыться в этой нежности.
– Тебе было страшно, – говорил он обстоятельно, виновато глядя в окно. – Лучше не вспоминать, иначе я не знаю, куда деваться от стыда за того себя из прошлого. Тогда я был другим.
– Другим. Но не в этом дело. Я тогда заплакала не от страха, а оттого, что услышала пение камней. И каждый из них как будто умолял предотвратить окаменение этого мира, сотни голосов. Это было так больно… и пронзительно. – От воспоминания по щеке невольно скатилась слеза. – Мне стало жаль этот мир. С тех пор я думаю: может быть, есть способ вернуть самоцветы на свои места?
– Может, и есть, но я не припоминаю таких мощных заклятий. И поможет ли это? – Раджед впадал в апатию. Казалось, он устремился воображением в те далекие времена, когда недра его мира покоились на законных местах и поддерживали гармоничную жизнь планеты. Безрадостная панорама, открывающаяся из окна, лишь глубже вгоняла острую занозу неверия.
Любой здравомыслящий человек оценил бы состояние каменной пустыни как совершенно безнадежное. Но разве милосердие – это мысль? Разве только на холодном расчете все строится?
– Должно помочь. Мы хотя бы попытаемся спасти Эйлис. Я верю, что получится, – горячо убеждала Софья, воодушевляя в большей степени себя. Раджед улыбнулся, и, казалось, в нем вновь разгорелся слабый огонек веры в чудеса. Но быстро потух. Чародей задумался и обреченно протянул:
– Значит, гордый титул «льор» – это вовсе не синоним просветителей, первооткрывателей, ученых, как мы все считали… Льор – это захватчик, тиран. Вот, с кем ты теперь, бедная моя София.
Раджед обнял свою избранницу, отчего последняя вздрогнула, словно чувство вины, придавившее чародея, впилось и в нее острыми когтями. Софье захотелось прижаться к своему льору, превратиться с ним в два дерева, навек сплетенные ветвями. Она прильнула к Раджеду, останавливая его поток самоуничижения, прикладывая тонкий палец к его губам, украдкой очерчивая их контур.
– Ты ни в чем не виноват. Это зло останется на совести тех, кто искажал вашу историю. – Софья без толики сомнений покачала головой. – Человек – это не титул. Человек – это его поступки, его решения. Ты – это ты.
– Простые истины, родная, но как же в них тяжело поверить! – воскликнул Раджед, нежно целуя Софью в висок.
Сердце его разрывалось от обрушившихся новых истин, перекроивших все представления о знакомом мире. Софья чувствовала