— Не тронь её, гадина! — злобно рявкнул Сновид. Он остановился и, припав на одно колено, быстро вытащил из-за спины уже изготовленный лук. Боярин не глядя выхватил из тула стрелу и упругим вымеренным движением натянул тетиву.
Волк ощерился. Из-за вставшей торчком шерсти он казался гораздо крупнее, чем был на самом деле.
— Нет, Сновид!
Мстишу колотило. С одной стороны, её распирал гнев на невовремя появившегося боярина, с другой — она испытала малодушное облегчение оттого, что больше не оставалась один на один со страшным существом, в котором пыталась разглядеть мужа.
— Сновид! — взмолилась Мстислава.
— Не шевелись, — сквозь зубы приказал ей боярин, не сводя прищуренных глаз с хищника.
Волк пригнул морду к земле и угрожающе зарычал.
— Уходи, — почти плача, прошептала волку Мстиша.
Сновид продолжал держать зверя на прицеле. От напряжения у боярина дрожали предплечья. Задыхаясь, к хозяину подоспел Некрашка. Волк дёрнулся, и княжна не сумела понять, собирался ли он броситься или, напротив, решил отступить. Всё произошло слишком быстро. Мстиша услышала шипение стрелы и следом — исполненный боли вой, яростный и обиженный. Целомудренно-белую пелену снега окропили алые брызги, и княжна закричала. Стрела угодила зверю в бедро, и волк припал на раненую лапу. Он ощетинился, готовый биться не на жизнь, а на смерть.
Видя, что не сумел свалить волка одним выстрелом, Сновид снова потянулся к колчану.
— Нет! — закричала Мстиша. Она торопливо вышла вперёд и загородила волка собой.
— Отойди! — приказал боярин. Его глаза метались между княжной и подраненным зверем. — Некрашка! Держи её!
Волк утробно зарычал, прижав уши к голове, и обнажил клыки. Мстислава бросилась к Сновиду, пытаясь выбить оружие, но боярин раздражённо откинул от себя её руки и толкнул к слуге. Тот, не взирая на неистовое сопротивление, попытался сгрести Мстишу в охапку.
— Да как ты смеешь, смерд! Или у тебя голова лишняя?!
Не помня себя от ярости, княжна наотмашь хлестнула челядина по лицу, и перстень Ратмира рассёк ему губу.
— Не смей, Сновид! — закричала она, вмиг позабыв о Некрашке, заметив, что боярин снова напружинивает тетиву. — Не смей!!
Боярин выпрямился в полный рост, и точно грозовой вспышкой, Мстиславу озарило пониманием: весь этот путь Сновид проделал лишь ради одного мига. Он согласился пойти с Мстишей, только чтобы убить Ратмира.
— Не смей!
Но Сновид, не обращая на неё внимания, хладнокровно смотрел на истекающего кровью волка, который отчего-то не делал никаких попыток сбежать.
— Думал, я прощу тебе? — сквозь зубы процедил боярин, не отрывая горящего холодной злобой взгляда от припавшего к земле зверя. — Думал, сможешь получить мою Мстишу? Бешеная тварь, сдохни!
Некрашка схватил дёрнувшуюся к Сновиду княжну за плечи, но та с остервенением высвободилась и набросилась на боярина. Стрела сбилась с пути и полетела в сторону, а соскочившая тетива хлестнула Мстишу по рукам. Потеряв равновесие, они повалились в снег. Сновид пытался освободиться от Мстиславы, намертво вцепившейся в полы его кожуха, когда откуда-то сверху раздался бесстрастный голос:
— Кто посмел пролить кровь на моей земле?
Оба на миг замерли, но Сновид быстро опамятовался и, воспользовавшись замешательством княжны, вскочил на ноги. Мстислава осторожно выглянула из-за боярина и увидела стоящего рядом с раненым волком старца. Высокий и сухощавый, закутанный в серую, видавшую виды поддёвку, он окидывал всех троих грозным, птичьим взглядом из-под насупленных бровей.
— Шуляк, — прошептала Мстиша, уже понимая, за что колдун получил своё прозвище.
Старик коротко скосил пронзительные глаза на княжну и едва слышно хмыкнул.
— С каких это пор Медынь стала твоей землёй прозываться? — сипло спросил Сновид, вызывающе глядя на чужака.
— Не Медынь тут и не Зазимье, а межа. На меже я и живу с покон веку, и нет здесь ничьей воли, кроме моей. — Колдун смерил боярина насмешливым взором.
Он отвернулся от Сновида, кажется, тут же забыв о его существовании, и с удивительной для своего возраста проворностью присел на корточки перед волком. Суровое лицо, на котором одновременно отразились раздражение и сострадание, смягчилось.
Нисколько не опасаясь, Шуляк протянул руки к утробно ворчащему зверю и взялся за стрелу. Тихий ропот перерос в угрожающее рычание, но старик, не обращая на него внимания, осторожно потянул древко на себя. Прикрыв глаза, он принялся нашёптывать:
— Поверх земли пришло — поверх земли и поди, поверх снегу пришло — поверх снегу и поди, в полдерева пришло — в полдерева и поди, вихорем пришло — вихорем и поди. Поди, стрела, цевьем в дерево, во свою матерь, а железо — во свою матерь, в землю, перо во птицу, а птица в небо. Не у камня вода, не из дерева руда. Кровь спекается, мясо срастается, из веки по веки, отныне довеки.
Когда на последних словах Шуляк выдернул стрелу, волк взвизгнул так по-человечески жалобно, что сжалось сердце. Мстиша зажмурилась. Если бы она не выбрала своим спутником Сновида, если бы только была чуть прозорливее, ничего бы не произошло.
Когда княжна открыла глаза, волк исчез, и о его присутствии напоминал лишь кровавый след, уводивший вниз, под гору.
Сновид фыркнул и, вскинув лук, попытался обойти старика, но тот преградил ему путь.
— Или ты не догадлив, боярин? Я ведь мог стрелу не к матерям послать, а к старому хозяину. — Шуляк вдруг улыбнулся, обнажив на удивление крепкие зубы без щербин, и его лицо озарилось чистым, неподдельным весельем. Он чуть подался вперёд и произнёс отчётливым шёпотом, тем самым, которым только что читал заговор: — К старому хозяину под правое плечо да под левое подреберье.
Мстиша знала, что Сновида было непросто испугать, но она заметила, как, не в силах совладать с собственным телом, он моргнул и отступил на полшага. Шуляк же, видно, желая совсем покончить с надоедливым пришельцем, не скрывая брезгливости, добавил:
— На чужую жену позарился, а свою дома брюхатую оставил, сына да родителей на бесчестье бросил.
Руки Сновида, по-прежнему сжимающие лук и стрелу, безвольно опустились, а лицо сделалось белее снега.
— Откуда… Откуда ты знаешь? — с трудом владея голосом, спросил боярин.
Не удостоив его ответом, старик развернулся и принялся спускаться с пригорка.
Только теперь Мстислава поняла, что продолжала сидеть на снегу. Она стала неловко подниматься, и Некрашка, всё это время молча взиравший на происходящее, спохватился и принялся помогать. С распухшей нижней