Надя, как и задумывала, "сочинила" для Михайлова замечательную песню, которую исполнял Марк Бернес - "Я люблю тебя, жизнь". Песня в исполнении Максима Дормидонтовича с его басом и эмоциями оперного певца звучала так глубоко и проникновенно, что всем мгновенно понравилась и почти каждый день звучала по радио, и на улице, и в домах из радиоприемников - " тарелок", которые были во всех квартирах.
Михайлов эти слова практически не пел, а проговаривал, почти в стиле рэпа, но этот вариант был даже интереснее и потрясал больше, чем вариант из будущего.
Слова в конце песни "Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно" и эмоции, которые они вызывали, каждый человек мог отнести к себе, и поэтому они так привлекали слушателей.
Песня мгновенно была записана на пластинку самым большим тиражом, тут же сметена с прилавков и вновь была издана еще бОльшим количеством экземпляров.
Однажды вечером смущенный певец постучался в комнатку девушек и с порога, помявшись, признался, что его выдвинули на Сталинскую премию именно за исполнении последних песен - "С чего начинается Родина" и "Я люблю тебя, жизнь".
- Отличная новость, я очень рада! Вы, как никто другой, соответствуете этому званию, - Надя действительно была искренне рада этому известию.
- Но вы же понимаете, что большая часть премии должна принадлежать вам, как автору слов. Я так и заявил товарищам из Комитета, что и вас тоже надо наградить, но они посоветовали переговорить предварительно с вами.
- Ни в коем случае! Ни за что! - горячо воскликнула девушка под удивленными взглядами Михайлова и Глафиры.
- Ну посудите сами, Максим Дормидонтович! Какой из меня Лауреат премии! Мне всего восемнадцать, пусть девятнадцатый год, ведь меня без соли съедят все остальные авторы, которые годами стараются, сочиняют свои стихи, работают, оттачивая каждое слово. А тут я - молодая да ранняя, со стихами, которые ко мне ночью приходят, почти без усилий и труда, только успевай записывать. Нет и еще раз нет!!!!
- Хватает мне внимания в училище, вон, Глаша не даст соврать, как девчонки косятся и про меня шепчутся. И еще Петюня, это комсорг наш, пристает, чтобы я выступила перед преподавателями и учащимися "с рассказом о своем творчестве"! А о чем я могу рассказать, если стихи сами по себе сочиняются, почти без моих усилий!
- И Марксэн, это наш руководитель парторганизации училища, тоже учудил, хотел повесить мой портрет на стенд, как "Гордость училища". Хорошо, я сразу увидела, еле упросила снять, объясняла, что я еще себя ничем не проявила, только учиться начала, и гордиться мне пока нечем!
- А вот тут я вас понимаю, Надежда, самому и зависть коллег испытать приходилось, и сплетни за спиной слушать, да и всякие гадости, хоть и исподтишка, пытались сделать. Поэтому я и живу от всех подальше, и ни в какие разборки стараюсь не встревать, и ничего себе не выпрашиваю, - вздохнул с сочувствием мужчина.
- Вот - вот! "Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами все предложат и сами всё дадут!" - процитировала Надя знаменитые строки из романа Булгакова.
- Отлично сказано, очень точно! Надо запомнить и потом кое - кому повторить.
- Только это не я придумала, а где-то прочитала, в какой-то книжке, - стала оправдываться девушка, правда, не упоминая, что книга написана еще частично и будет издана значительно позже.
- Значит, отказываешься от премии, Надежда?
- Отказываюсь, - твердо и категорично сказала девушка.
- Мне и авторских отчислений за эти песни и пластинки хватит.
- Вот лучше скажите, Максим Дормидонтович, у кого мне узнать, сколько стоит самолет? Тысяч сто, пожалуй? Или больше, хороший так точно больше. Тогда надо мне еще подсобрать денег, - задумчиво проговорила девушка.
- Не понял, какой самолет, - удивление и певца, и Глафиры просто зашкаливало.
- Ну самолет, военный, для Михася, ты же сама, Глаша, читала, что на Востоке самолетов не хватает, молодым летчикам летать не на чем, - и девушка кратко объяснила ситуацию, изложенную в письме Олеси.
- Вот я и хочу узнать, как купить самолет, и сколько он стоит, - объяснила девушка так спокойно, будто спрашивала, ка купить красивую вещь, например, кольцо, и сколько оно стоит.
- Да, Надюша, еще раз поразили вы меня, вместо того, чтобы себе шубу и украшения купить на авторские отчисления, вы самолет для мужа подруги собираетесь покупать, - по - доброму рассмеялся Михайлов.
- Зачем мне шуба и драгоценности, в училище ходить на уроки, зависть девчонок да преподавателей вызывать? Тут за шелковые чулки меня чуть ли не прокляли, а вы говорите про драгоценности, - и Надя с содроганием вспомнила все перипетии истории с Ольгой.
- Спасибо, мне лучше самолет, - тут Надя развела руками, мол, "вот такой я странный зверек", как говорилось в анекдоте, вызвав смех присутствующих.
- Ну что же, самолет, так самолет. Будет вашему Михасю самолет, только пусть он постарается его заслужить. Его же не могут именно ему конкретно дарить, сами понимаете, подозрительно будет. Но если он будет лучшим из лучших, тогда все и срастется, - еще раз улыбнувшись, удовлетворенно сказал Михайлов.
Надя почти и забыла за сутолокой забот про этот разговор, тем более, что к основным занятиям добавились и занятия по медицинской подготовке, обещанные Николаем Николаевичем, так что времени совсем не оставалось.
Но уже буквально через пару дней в газете была напечатана заметка о вручении Сталинской премии первой степени Михайлову Максиму Дормидонтовичу "За вклад в развитие советского искусства".
А еще через несколько дней вышла большая статья, в которой говорилось, что товарищ Михайлов, как истинный советский патриот, передал всю сумму Сталинской премии для приобретения современного самолета для Восточного авиационного округа с условием вручения его "лучшему молодому пилоту". Также в статье выражалась надежда, что этот патриотический поступок будет подхвачен другими деятелями искусства.
Так что оставалось только надеяться, что самолет вручат именно Михасю, о чем и написали Олесе в ответном общем письме.
Глафира призналась, что тоже добавила часть своих гонораров за выступления и авторские отчисления за песни, где она была "соавтором"