В комнате мы прождали ещё час, после чего нас снова опросили и теперь уже окончательно отпустили, предупредив, что обязательно вызовут на допрос, на следующий день или в течение недели. Получив разрешение, мы ушли, стараясь скорее покинуть это место, но настроение идти обедать у нас пропало. Да уже к тому времени хорошо бы и поужинать, тем более, после использования дара есть хотелось просто неимоверно.
— Давай где-нибудь поедим, Пётр, а то я есть хочу, но найдем место попроще.
— Можно в столовую рабочую зайти, там кормят и сытно, и недорого, пошли?
— А ты знаешь поблизости какую-нибудь?
— Знаю, как-то мимо проходил, она большая. Идём.
Добравшись на трамвае до нужной улицы, мы нашли столовую, в которой смогли сытно пообедать и заодно поужинать, взяв с собой ещё в общежитие различных пирожков и другой еды. Рассказывать о произошедшем мы никому не стали. Только сейчас меня постепенно стало отпускать напряжение, и захотелось выпить чего-нибудь покрепче чая.
— Пётр, а ты пиво пил?
— Пил, я же тевтонец, у меня и с собой есть пара бутылок. Просто ты не пьёшь, и я при тебе не пью.
— Раньше не хотел, а сейчас с удовольствием попробовал бы.
— Хорошо, сейчас достану. Я их в немецкой пивоварне покупал, с собой взял пару бутылок, думал, может, и ты разохотишься попробовать, и угадал. На, вот, держи!
Я посмотрел на красивую бутылку с вытянутым горлом, запечатанную сургучом. Пётр тем временем нашёл две кружки, сполоснул их и, поочерёдно взяв, раскупорил бутылки и вылил их содержимое в емкости. Весёлая пена тотчас поднялась почти до самых краёв, грозя выбраться наружу, но Пётр, как истинный тевтонец, знал своё дело и, дойдя до самого ободка, пена успокоилась и, еле неслышно шипя, стала постепенно опадать, распространяя в комнате весьма интересный запах.
— Пробуй!
Я взял кружку и отхлебнул, проглотив тёмную, горьковато-сладкую жидкость. В нос сразу же ударили пузырьки углекислого газа, сглотнув, я ощутил, как прохладная и одновременно жгучая жидкость медленно проваливается в пищевод.
— Эх, хорошо!
— Ещё бы, это настоящее тевтонское тёмное! Только мы умеем его варить и даже привезли с собой стародавние рецепты в Склавскую империю.
— Да, пиво хорошее, пенное.
— Пена — это не основное, главное — вкус! — продолжал нахваливать свой национальный продукт Пётр, — знаешь, каким он бывает?
— Нет.
— Тогда слушай, — и Пётр принялся рассказывать во всех подробностях лекцию о пиве, долго обсуждая различные вкусовые качества и достоинства пенного напитка, я его же слушал, и меня постепенно отпускало напряжение.
— Подожди, — вдруг вспомнил я, — а ведь я видел у анархиста в руках совсем для меня незнакомое оружие. Вот такое, — и вызвав в воздухе его образ, я продемонстрировал Петру. — А ещё он вот так перезаряжал его, и стреляло оно необычно.
— Ничего себе! Я тоже такого ни разу не видел, да и не слышал. Очень необычное ружьё.
— Это, скорее, винтовка, но с обрезанным стволом, не знаю, почему так, мало сведений о ней у меня, да и вообще, не хватает знаний о любом оружии.
— Выучишься ещё, особенно, если специально возьмёшь направление на дообучение. Это всё можно решить, было бы желание.
— Согласен. Ладно, пора уже спать ложиться. Завтра много всего предстоит.
— Да уж, — вздохнул Пётр и стал убирать под кровать пустые бутылки.
Разговаривать дальше о покушении на великого князя ни у кого из нас желания не осталось, мы вполне наговорились об этом, сейчас хотелось только одного — всё забыть и расслабиться, так мы постепенно за разговором и приговорили каждый свою кружку с пивом и легли спать.
* * *
В жандармское управление поручик Радочкин прибыл по всеобщей тревоге, когда его оповестил прибежавший посыльный. У него в квартире городской телефон отсутствовал, и иным образом оповестить его не могли, благо он никуда в этот день не собирался и отдыхал, сидя у небольшого камина и почитывая Ганса Гроссу в оригинале.
Звонок в дверь электрического звонка прервал его чтение на самом интересном месте. Оторвавшись от размышлений о сленге немецких уголовников, поручик захлопнул книгу и пошёл открывать. Выслушав посыльного, собрался и, поймав извозчика, домчал до управления, поднялся к себе в кабинет, ну а дальше всё закрутилось.
— Началось! — сказал сам себе Радочкин, услышав информацию от начальника и, повесив на стену телефонную трубку, принялся быстро собираться. Он уже почти приготовился выходить, когда вспомнил, что не взял с собой револьвер, а надо бы. Открыв сейф, достал штатное оружие, потом подумал и взял ещё один пистолет, который покупал себе сам, имеющий более скромные размеры, его он сунул во внутренний карман пальто и вышел из кабинета.
До здания Сената он добрался на жандармском эфиромобиле, дело случилось экстренной срочности, всё жандармское управление стояло, что называется, на ушах, поэтому в эфиромобиль погрузилось сразу несколько человек. Приехав к зданию Сената, поручик увидел множество людей, прибывших для расследования вопиющего случая покушения на Великого князя Ростислава Владимировича Фёдорова. Это значило только одно — маховик расследования закрутился на полную катушку.
Почти через три часа без малого он повстречал своего старого знакомого Дмитрия Анатольевича Кошко. К этому времени уже основная информация о происшествии была получена, преступников не поймали, вернее, на руках имелся один труп и донесение о ранении другого, и на этом всё.
— О, господин поручик! Наше вам от уголовного сыска — политическому…
— Взаимно, Дмитрий Анатольевич, вижу, без вас тоже обойтись не смогли⁈
— Ну, а куда же без меня, дело серьёзное. Князь-то жив, не знаете?
— Жив, но находится в очень тяжёлом состоянии, за его жизнь сейчас борются врачи. Узнал вот буквально только что об этом.
— Да, вам всегда первым обо всём сообщают, не то, что нам. Это мы — труженики низов, а вы всё по верхам, да по верхам.
— Да бросьте, Дмитрий Анатольевич, вы бы ещё анархистскую пословицу присовокупили к тому.
— Это какую же?
— Верхи не могут, а низы не хотят.
— А, эту. Так для меня — это бред сумасшедшего и опиум для обывателя. Знаем мы эти сказочки, но оставим их. Важно, что тот, кто стрелял первым в князя, умер, не успели его спасти, чтобы допросить, князя в первую очередь спасали. Да