Сложной адаптацией для жизни в различных регионах Арктики следует считать и инуитские снежные иглу (см. илл. 7.2). С архитектурной точки зрения иглу уникальны, поскольку строятся из снежных блоков, которые нарезают из сугробов, образовавшихся за время одного снегопада, а затем складывают из них аэродинамический купол, способный устоять под сильными арктическими ветрами. Если иглу выстроено как следует, а блоки хорошо пригнаны друг к другу, купол получается настолько прочным, что не проваливается даже под весом стоящего на нем человека. Теплоизоляция иглу такова, что небольшие стеатитовые лампы, заправленные вытопленным жиром морских млекопитающих, обеспечивают в нем температуру около 10 °C. От внутреннего тепла снег слегка подтаивает, отчего стены и потолок смерзаются еще прочнее. При правильной ориентации длинного входа-туннеля он не только защищает от ветра, но и благодаря перепаду давления не дает теплу рассеиваться. Окна затянуты прозрачными пленками из тюленьих кишок или сделаны из ледяных пластинок, пропускающих свет, а вентиляцию обеспечивают небольшие отверстия[158].
Инуитские иглу, как и гнезда масковых ткачей, выглядят сознательно спроектированными и, очевидно, функционально прекрасно подходят для жизни в Арктике. Более того, они выглядят так, словно над ними работала целая команда инженеров, обладающих познаниями в аэро- и термодинамике, сопромате и строительной механике. Неудивительно, что люди Франклина не смогли придумать, как строить снежные дома, даже перед лицом самой реальной опасности замерзнуть насмерть в своих палатках. Такое невозможно изобрести ни в одиночку, ни даже группой из сотни человек, обладающих очень сильной мотивацией, как было в том случае. Это продукт кумулятивной культурной эволюции, обладающий особенностями, которые многие строители-инуиты (или большинство из них) усваивают в виде “вот так это делается” без особой причинно-следственной модели. Конечно, не приходится сомневаться, что параллельно с процедурами, правилами и протоколами культурно передаются и какие-то фрагменты причинно-следственных моделей, поскольку частичные или мини-модели помогают строителям следить за качеством работы и приспосабливаться к необычным или изменившимся обстоятельствам. Однако большинство этих причинно-следственных мини-моделей передаются культурно в составе общего пакета, а не создаются по ходу дела отдельными участниками процесса.
Признание способности культурной эволюции создавать столь сложные адаптации имеет далеко идущие последствия для изучения людей. Оно означает, что когда мы замечаем нечто, функционально приспособленное для решения адаптивной задачи за рамками осознанности — будь то иглу или какая-то сложная когнитивная способность вроде умения вычитать 16 из 17, — нельзя заранее быть уверенными, что этот сложный механизм либо порожден естественным отбором, влияющим на гены, либо создан целенаправленно. Он может оказаться продуктом кумулятивной культурной эволюции.
Таким образом, культурная эволюция умнее нас, и наш вид эволюционировал генетически в мире, полном всяких культурных вещей (от сложных технологий вроде иглу до изощренных протоколов вроде применения золы, чтобы химически высвободить важные питательные вещества из кукурузы), в которые людям нужно было просто верить. Относительно рано в истории нашего вида попытки выжить своим умом, не перенимая культурного ноу-хау от предыдущих поколений, стали приводить к тому, что ты проигрывал конкурентам, больше способным к культурному обучению и прилагавшим усилия, чтобы сосредоточиться на отдельных учителях и отдельных “дисциплинах”. Но даже если ты понимаешь, у кого и чему надо учиться, это не значит, что у обладателей самого ценного культурного ноу-хау будет мотивация терпеть твое общество и разрешать тебе черпать из источника их накопленной веками мудрости. Эта эволюционная задача и подарила нам феномен престижа.
Глава 8
Престиж, доминантность и менопауза
Писатель Джон Кракауэр в своей книге “В разреженном воздухе” описывает, каким уважением пользовался знаменитый альпинист Роб Холл в базовом лагере на Эвересте. Базовый лагерь создает интересную ситуацию, в которой самые разные люди оказываются вырваны из современного мира и заброшены на высоту 5300 метров над уровнем моря, где им нужно понять, как добиться от себя самоорганизации достаточно хорошей, чтобы решить трудную задачу, которую они перед собой поставили. В то время Холла считали, пожалуй, лучшим альпинистом в мире, поскольку он поставил рекорд по количеству восхождений на Эверест среди нешерпов. Вот как Кракауэр описывает обстановку в лагере[159]:
В базовом лагере суета была, как в муравейнике. Помещение “Консультантов по приключениям” служило своего рода штаб-квартирой всего базового лагеря, потому что никто на горе не внушал большего доверия, чем Холл. Как только возникала какая-нибудь проблема — трудовой спор с шерпами, медицинский случай, сомнительный выбор стратегии подъема, — все приходили в нашу палатку-столовую за советом к Холлу. И он щедро делился накопленной мудростью даже со своими соперниками, конкурировавшими с ним в погоне за клиентами, в частности со Скоттом Фишером[160].
Роб Холл имел такое влияние на жизнь в базовом лагере, поскольку обладал престижем. Даже с конкурентами и по альпинизму, и по бизнесу он был первым среди равных. И сохранял это положение не потому, что занимал какую-то официальную должность, а потому, что окружающие относились к нему с уважением и восхищением. Люди искали его общества и прислушивались к его мнению во многих областях, в том числе тех, которые не имеют прямого отношения к альпинизму, например решение трудовых споров с шерпами. Холл был очень отзывчив, что лишь укрепляло его авторитет. Вскоре после сцены, описанной Кракауэром, Холл замерз насмерть на склоне Эвереста, когда отстал от своей группы в попытке спасти обессилевшего товарища.
Подобные явления характерны не только для западного общества конца XX века — они встречаются по всему миру. Возьмем хотя бы изолированных обитателей Андаманских островов, популяцию эгалитарных охотников-собирателей, которую изучал известный британский социальный антрополог А. Р. Рэдклифф-Браун в 1906–1908 годах. Вот что он писал:
Помимо почтительного отношения к старшим, существует и другой важный фактор регулирования социальной жизни: уважение к определенным личным качествам. Эти качества — мастерство воина и охотника, щедрость и доброта, а также отсутствие дурного нрава. Их обладатель неизбежно пользуется влиянием в сообществе. Его мнение по любому поводу ценится выше, чем мнение других людей, даже старших. Молодежь