Хотя мошенничество Мэдоффа было широко задокументировано, существует много неправильных представлений о том, как это работало и какие уроки мы должны извлечь. То, чем управлял Мэдофф, радикально отличалось от проекта Понци в нескольких отношениях. Мэдофф не обещал инвесторам запредельной нормы прибыли и не гарантировал отсутствие убытков. Большинство его инвесторов были слишком искушенными, чтобы купиться на яркое предложение финансовой пирамиды. Вместо этого Мэдофф предложил нечто более желанное, чем быстрый заработок: устойчивый рост без потерь в течение нескольких лет и небольшую волатильность.
Постоянство плавного восходящего тренда было уникальным предложением схемы Мэдоффа. Он обещал 7–14 % прибыли каждый год, даже несмотря на то, что общий объем рынка колебался от ежегодной прибыли в 37 % до убытков в 25 % за годы действия схемы. Постоянство устраняет дискомфорт неопределенности и страх перед рискованными негативными исходами. Люди часто предпочитают избегать риска потерь, даже если принятие уровня изменчивости, включающего случайные потери, должно привести к лучшим совокупным результатам в долгосрочной перспективе [8]. На самом деле, если бы кто-то инвестировал деньги с Мэдоффом с 1991 по 2007 год, их (фальшивый) среднегодовой доход в 10,35 % был бы ниже доходности фондового индекса S&P 500 в 11,29 % (стандартный ориентир для акций крупных американских компаний). Мэдофф действительно сообщал о периодических месяцах простоя, но это были едва заметные колебания на графике, который со временем плавно повышался. Инвесторы афериста стремились к сохранности и стабильности казначейских векселей, но с доходностью, больше похожей на доходность фондового рынка.
Люди избегают рискованных ставок отчасти потому, что проигрыши кажутся более болезненными, чем эквивалентные выигрыши – приятными. Представьте себе игру с подбрасыванием монеты, которая чем-то напоминает фондовый рынок. Если монета выпадет орлом, вы получите 10 долларов, но если выпадет решкой, вы потеряете некоторую сумму. Какой должна быть эта сумма, чтобы вы захотели играть? Если вы богаты и можете играть долгое время, то даже проигрыш в размере 9,99 долларов за решку был бы приемлемым, потому что со временем вы бы выигрывали в среднем по одному центу за каждый бросок. Большинство людей, однако, отвечают ближе к 5 долларам, а многие говорят 0 – то есть, если есть хоть какая-то вероятность проигрыша, они не будут играть [9].
Риск потери является неотъемлемой чертой любой законной инвестиции. Люди, которые не склонны к такому риску, могут прибегнуть к тому, что предлагал Мэдофф: узкий диапазон годовой доходности, все периоды положительные и ни одного убыточного года. Точно так же, как новые вирусы могут преодолеть существующий иммунитет, схемы Мэдоффа могут заразить инвесторов, которые знают достаточно, чтобы избегать схем, подобных BitConnect и Celsius, но которые все еще верят, что стабильная положительная доходность вероятна. По словам финансовой журналистки Дайаны Энрикес, написавшей книгу «Чародей лжи»[10] – наиболее полный отчет о мошенничестве Мэдоффа, – его схемы являются перспективной формой мошенничества Понци. Энрикес рассказала нам, что многие профессиональные инвесторы «думали, что это их данное Богом право зарабатывать не менее 8 % в год без риска» и что всякий раз, когда Мэдофф пытался сделать свои доходы более реалистичными, а это означало, что они иногда опускались ниже этого значения, данные клиенты были недовольны [10].
Успех схемы Мэдоффа, вероятно, является результатом другого аспекта нашего предпочтения постоянства, помимо неприятия риска и потерь: нашего плохого понимания «шума» и неоправданной неприязни к нему. В этом контексте шум относится к случайным аспектам любого сложного процесса. Температура не повышается на 1 градус каждый день, когда зима сменяется весной; бейсбольные команды не забивают одинаковое количество голов в каждой игре; а цены на фондовом рынке могут сильно колебаться изо дня в день, от недели к неделе и даже от десятилетия к десятилетию. Самые высокие и самые низкие значения выручки средней компании в течение одного торгового дня различаются почти на 2 %. Короче говоря, реальные данные из реального мира зашумлены. Но даже эксперты часто находят отсутствие шума правдоподобным и привлекательным [11].
Один из наших коллег недавно провел эксперимент с командами инвестиционных менеджеров. Он показал им график, на котором были представлены результаты деятельности Мэдоффа за годы, предшествовавшие краху его схемы, по сравнению с показателями трех других хедж-фондов и рынка в целом, – но всем четырем фондам были присвоены вымышленные названия. Наш коллега спросил менеджеров, в какой фонд они бы вложили деньги своего учреждения. Естественно, линия Мэдоффа была гораздо более плавной, чем у других, и даже эти профессионалы предпочли ее – ни один из них не возражал. Постоянство было для них мощным стимулом, даже несмотря на то, что афера Мэдоффа была главной темой для обсуждения в их собственной отрасли всего несколькими годами ранее [12].
Нет ничего иррационального в том, чтобы рассматривать непостоянство как предупреждающий знак. Подозреваемый, который не может четко излагать свою историю от одного допроса к другому, с большей вероятностью лжет. Бизнес-магнат, который говорит правительству, что его активы не так уж много стоят, когда приходит время платить с них налоги, но рассказывает банкам, что они во много раз ценнее, когда хочет получить кредит по выгодным процентным ставкам, должно быть, говорит кому-то неправду. А политики, меняющие свои позиции в зависимости от аудитории, к которой они обращаются, могут быть больше заинтересованы в получении государственной должности, чем в эффективной работе государства. Но всему есть пределы. Слишком часто мы думаем, что сильные лидеры никогда не должны менять своих убеждений, а их оппоненты будут описывать подобные изменения как «легкомыслие» или «игру в политику». Однако великие лидеры готовы изменить свое мнение, когда меняются факты; обновление убеждений в ответ на новые свидетельства – это, по сути, рациональный поступок [13].
К сожалению, шум очень нелюбим, хотя на самом деле мы должны ожидать его увидеть и должны замечать его отсутствие. В любой сложной системе, где множество факторов влияет друг на друга и взаимодействует между собой, показатели в краткосрочной перспективе должны сильно варьироваться; мы не можем ожидать, что долгосрочные средние показатели будут идеально отражаться в краткосрочных. Вопрос «Где шум?» может побудить нас исследовать подозрительно плавные данные. Мы можем рассмотреть все факторы, которые способны повлиять на результат, и оценить, насколько они шумны по отдельности и в сочетании. На идеализированной роботизированной сборочной линии с идеальным контролем качества каждый продукт будет одинаковым. Но если сборка зависит от людей, материалов или инструментов, взаимодействие между ними нарушит однородность. Чем больше источников шума в процессе генерации, тем меньшей согласованности мы должны ожидать в результате.
Нам необходимо быть особенно осторожными, чтобы не обмануться короткими периодами