Он долго перекидывает все сделанные фотографии на свой старый телефон. Старается не смотреть на мелькающие кадры, чтобы не сделать себе больнее. Выкладывает стопкой на стол тетради с лекциями, которые вел почти месяц. Глядит на них несколько минут, а потом садится на стул, выдвигает ящик и достает оттуда несколько листов.
Мингю берет ручку и начинает писать.
Через час один сложенный в несколько раз листок отправляется в одну из тетрадей. Три – кладутся по разным конвертам и остаются на столе рядом. А последний Мингю прячет в задний карман джинсов.
Он только выходит из комнаты, чтобы налить себе кофе, потому что энергия будто бы на исходе, как раздается дверной звонок, а Чонхо, тусовавшийся у холодильника, сразу идет в прихожую. Несколько секунд проходит, прежде чем до Мингю доносится такое знакомое и уже почти родное:
– Ну, где там наш болезный?
– Сам ты болезный, – слышится в ответ.
– Приветики. – Сонёль заходит в гостиную, бросает рюкзак на пол и растопыривает руки: – Обнимашки?
Мингю улыбается и позволяет себя обнять, а затем легонько шлепнуть по спине. Легонько – потому что, кажется, у него на лице написано, что чувствует он себя не очень.
– Даров, – Тэён кивает ему, – живой?
– Вполне. – Он усмехается. Даже и не знает, что еще в ответ сказать.
– А я уж подумал, что вы решили в Пусане остаться, когда на занятия в понедельник не пришли. – Тэён ставит на обеденный стол рюкзак и расстегивает его.
– А от вас только в Пусане и спрячешься, да? – Чонхо хмыкает, садясь на соседний стул.
– Ой, да ладно, чего начал. Сам же нас позвал. – Тэён корчит гримасу и вдруг достает из рюкзака двухлитровую бутылку соджу. Громко ставит ее на стол под общие удивленные взгляды и разводит руками. – А что? Я думал, никто не будет против.
– Ты что, сдурел? – Юбин, которого в коридоре атаковал Куки, неожиданно оказывается рядом. – Мингю болеет и на таблетках сидит, а ты приволок алкоголь?
– А кто сказал, что мы ему дадим?
– Я сказал. – Мингю забирает бутылку и уворачивается от Чонхо, ныряя под его выставленную руку. Он просто взорвется сейчас, если не выпьет. Уже даже плевать, что. Ракетное топливо бы тоже подошло.
– Ну, раз пошла такая пьянка… – Сонёль достает из своего рюкзака похожую бутылку соджу, но со вкусом винограда.
– Так вот зачем вы в магазин зашли! – Юбин чуть не воет от досады. – Вас нельзя вдвоем оставлять, вы всю жизнь пропьете!
– Да расслабься, – Чонхо улыбается, – если им так хочется, пускай.
«А то вдруг потом случая не представится вот так посидеть вместе», – повисает невысказанное в воздухе. Мингю все равно слышит эти слова, и они громкие настолько, что почти оглушают. Он медленно моргает и собирает волю в кулак – то, что от нее осталось к этому моменту.
Наблюдая за тем, как Сонёль ловко разливает по стопкам соджу, Мингю вдруг вспоминает тот раз, когда они впервые волей случая вот так собрались вместе. То, как неловко было сначала, то, как он сам себя неудобно чувствовал, находясь в окружении малознакомых людей. И как хотелось, чтобы это побыстрее закончилось, потому что он к такому не привык.
Сейчас же Мингю едва может справиться с этим ярко вспыхнувшим внутри желанием, чтобы так было всегда. Чтобы он каждый день мог видеть этих людей: курить с Сонёлем на большом перерыве в его любимых кустах, обедать вместе с Юбином и Тэёном, давать им списывать домашку, которую сам Мингю едва ли делал. Ездить вместе с Чонхо в метро, сидя друг напротив друга.
Ездить домой.
Уходящие секунды растворяются в памяти миражом, отсчитываемые стрелкой настенных часов.
Подталкиваемый спонтанным порывом, он достает из кармана телефон – свой, старый – и делает пару фотографий тех, кто собрался вокруг стола. У него их и так довольно много, но Мингю ощущает потребность запечатлеть это мгновение – последнее. Потребность увековечить для себя лица людей, которые по неизвестной причине, несмотря ни на что и ни на кого, вдруг оказались теми, кого Мингю принял. Оказались теми, кто принял самого Мингю.
– Давай вместе! – Сонёль замечает его манипуляции (вот ничего тайком от него не сделать) и закидывает ему руку на плечо, разворачивая камеру фронталкой к себе.
Сделанная фотография получается немного смазанной, потому что у Мингю дрожат руки. На ней его и Сонёля не видно почти (только их глаза и растрепанные волосы), но зато видно задний план: Тэёна, громко смеющегося над Куки, которому зачем-то дал понюхать стопку с соджу, Юбина с краснющими щеками сбоку от него и Чонхо – единственного, кто в последний момент успел взглянуть в камеру. На его губах – улыбка, которая будто бы и не выглядит вымученной, которая легкая такая и совсем не грустная.
Мингю смотрит на сделанное фото и думает, что да. Именно так он и хотел бы все это запомнить. Без отчаяния в душе, без надлома, без грусти, у которой дна и берега нет. Запомнить вот так – с улыбкой на лице и воздушной легкостью, которая концентрируется на кончиках пальцев. Запомнить этим ярким желанием внутри-
просто жить.
– А ты чего универ прогуливаешь, а? – Тэён тычет в Чонхо пальцем. – Тоже приболел? Упал случайно, стукнулся чем-то[8]? Хочешь, поцелую, где бобо?
– Этому столику больше не наливать, – объявляет Мингю и пытается забрать у Тэёна бутылку, но тот обнимает ее обеими руками и чуть ли не рычит.
– Упал он, ну да. – Сонёль посмеивается. – Так упал, что прям…
Чонхо громко кашляет, не давая ему закончить, а потом многозначительно смотрит взглядом а-ля «Ты серьезно сейчас будешь шутить на эту тему?», и тот мгновенно переключает свое внимание на бутылку.
Мингю хватает двух стопок, чтобы перестать чувствовать жжение в горле и ниже. От третьей он отказывается, но никто даже не настаивает – все помнят, что ему вроде как нельзя. На самом деле Мингю можно все и в двойном размере (он искренне в этом уверен), но дело, скорее, в том, что не время и не место сейчас для того, чтобы разум окончательно расплылся, а мозг утратил способность запоминать все до мельчайших деталей. Потому что Мингю хочет отпечатать эти последние мгновения у себя на обратной стороне сетчатки.
Когда жжение в горле неожиданно возвращается, он тихо поднимается со стула и, пока остальные смеются над чем-то, хочет проскользнуть в комнату Чонхо и отсидеться там пару минут. А потом сразу покурить.
– Ты уходишь?
Мингю замирает на месте, чувствуя, как сердце проваливается куда-то вниз, утаскивая следом за собой остальные органы. Он оборачивается и смотрит на Сонёля, взгляд которого