– Да, – ответил он, вглядываясь в равнину. – А ты? Всё в порядке?
– Всё нормально, – я вздохнула и чуть пожала плечами. – Хотя это дежурство… Оно заставляет много думать.
Он перевёл на меня взгляд, зелёные глаза чуть прищурились.
– О чём ты думала?
Его прямой вопрос застал меня врасплох. Я отвела взгляд, смотря в темноту, которая окутала равнину.
– Больше всего о том, где и с кем я сейчас, – улыбнулась я. – Мне было сложно принять Тету и начать доверять вам не только свою жизнь, но и жизнь моей семьи, и… вроде как я начала с этим справляться.
– Это обнадёживает, – тихо сказал Маркус всё ещё не сводя с меня взгляд.
– Ещё я думала о том, что сейчас с моим домом и с теми, кто там жил… Возможно, ты сможешь дать мне ответ? – я посмотрела на него в надежде, что он сможет рассказать мне хоть что-то.
Он задумался на мгновение, теряя на мне фокус.
– Зная людей с Эпсилона и тех, кто ими руководит… – начал он, но на мгновение замолчал и от этого у меня что-то болезненно сжалось внутри. – Я бы хотел сказать, что все они живы, а ваше поселение осталось в том виде, в котором ты его помнишь, но это было бы ложью. Реальность же совсем другая. Суровая и разрушающая.
Я сглотнула, чувствуя, как холод, пробираясь под его кофту, будто бы впивался в мою кожу ледяными иглами. Я знала, что услышать правду будет больно, но всё же надеялась… на что? Что Маркус скажет: «Всё в порядке»? Что дом цел? Что люди живы?
Странно, но его присутствие рядом делало этот момент менее мрачным. Я повернулась к нему, пытаясь подобрать правильные слова.
– Иногда мне кажется, что надежда – это единственное, что у меня осталось, – тихо произнесла я. – Даже если всё вокруг говорит обратное.
Маркус кивнул.
– Надежда – странная штука, – сказал он, уголки его губ дрогнули в слабой улыбке. – Она держит нас на ногах, но в то же время может сломать, если её слишком много.
– Ты говоришь как настоящий философ, – усмехнулась я, изучая его профиль. В очертаниях его лица отражалось столько контрастов – суровость и уязвимость, решимость и что-то скрытое, неуловимое.
– Тоже приходилось много думать.
Мы оба улыбнулись. Только вот его улыбка была чем-то настолько редким и удивительным, что мне вдруг стало приятно осознавать: я была её причиной. В очередной раз.
Однако этот момент длился недолго. Я заметила, как он напрягся, словно нырнул в воспоминания, от которых он пытался убежать. Я подумала, что лучше не лезть с расспросами, но чувство, которое разливалось внутри меня, будто говорило: я хочу знать о нём больше.
– Знаешь, – начала я, решившись нарушить тишину, – я всё ещё не могу понять одну вещь. Откуда вы знаете моё второе имя?
– От твоей семьи, – тихо сказал он.
Я вопросительно посмотрела на него, ожидая продолжения.
– Твой дед, Грант Миллер, был военным. Твой отец Сэм и дядя Остин – тоже. Перед началом катастрофы, когда правительство начало строить все эти бункеры, были составлены списки тех, у кого был шанс пережить конец света под землёй. Они все были там. Когда ты родилась, за год до падения Хейзл, тебя, как дочь военного, известно в правительственных кругах, тоже включили в этот список. Все имена счастливчиков хранятся в базах данных каждого бункера. Когда вы попали к нам, у нас была возможность заглянуть в документы Остина, которые, как оказалось, у него были с собой.
Я молчала, ощущая, как каждое слово Маркуса отзывается в глубине моего сознания чем-то тяжёлым, нестерпимо давящим на грудь. Чтобы переварить эту информацию, мне потребовалось не меньше минуты. И он не мешал мне это сделать.
– Я не понимаю, – прошептала я. – Если моя семья и я были в этих списках… почему мы не были там, где должны были быть?
– Возможно Остин сможет ответить на твой вопрос, – сказал Маркус. – Я лишь рассказал тебе то, что мне известно.
Я глубоко вдохнула, смотря перед собой, осознавая реальность.
Мы могли бы жить в одном из самых безопасных мест на этой планете. Мои родители… моя мама могла бы быть жива, если бы в нужный момент рядом были врачи и лекарства. Мой папа не сошёл бы с ума от горя, не ушёл на охоту в одиночку и не стал бы одним из мутантов. У Лео было бы обычное детство, а я… Я бы не мучилась кошмарами почти каждую ночь.
Сколько всего могло быть иначе. Но… Ведь всё могло бы быть и куда хуже.
Я повернула голову и встретилась с его взглядом. В тусклом свете ночи его глаза казались почти чёрными, глубокими и полными чего-то неразгаданного. Они изучали меня так пристально, будто пытались понять, что происходит у меня внутри.
И на какую-то короткую, почти невесомую секунду мне показалось, что между нами зависло нечто большее, чем просто молчание.
– Спасибо, что рассказал мне это, – тихо сказала я, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Хотя от этого мне не стало легче.
Маркус смотрел на меня ещё пару мгновений, потом тихо произнёс:
– Легче не станет, Мэди. Но правда всё равно важна. Без неё мы не сможем дальше двигаться по жизни.
Я молча кивнула, отводя взгляд. Вдали полчище всё также оставалось неподвижным, словно огромный застывший ураган, готовый накрыть нас в любой момент. Спираль, центр, преты, пульсары – всё это было так… чуждо.
Маркус снова заговорил, чуть хрипло, будто ему самому тяжело было произносить эти слова:
– Я много думал о надежде. О том, куда и как она заставляет нас двигаться, даже когда мир вокруг рушится. Но… есть вещи, которые мы не можем исправить или повлиять на них. И мы должны это принимать.
– Может, поэтому мне так сложно, – сказала я, не поворачивая головы. – Я не хочу принимать, что что-то уже не исправить. Не хочу думать, что всё, ради чего мы боремся, просто исчезнет в один миг.
– Это не исчезнет, пока ты помнишь, ради чего борешься.
Его слова застряли у меня в голове, перекрывая шум ветра. Снова тишина.
Мы сидели неподвижно, каждый обдумывая что-то своё. Я чувствовала, что его слова – это не просто попытка меня утешить. В них было что-то личное, что-то, что он, возможно, переживал сам.
– Ты ведь тоже борешься, да? – спросила я, нарушая затянувшееся молчание.
Он чуть повернул голову в мою сторону, но взгляд всё ещё