Ответить я не успел – она повесила трубку.
Сегодня я вернулся в Большой дом верхом на Зигги, так что, вместо того чтобы брать машину, снова вскочил в седло и тронулся в путь. Вейлон бежал с нами рядом. С начала ремонта я стал меньше ездить верхом – до Небесного дома было удобнее добираться на колесах.
К тому же автомобиль обеспечивал мне возможность по вечерам оставаться с Адой в одной кабине.
Не знаю, ездила ли Ада когда-нибудь верхом. Что-то мне подсказывает, что нет. На миг представилось, как мы с ней скачем вдвоем на одном коне: она прижимается ко мне спиной, ногами я обхватываю ее ноги…
Что ж, может, сегодня и попробуем?
Прибыв на место, мы с Зигги и Вейлоном увидели, как шестеро рабочих втаскивают в дом какой-то огромный прямоугольник. Я заподозрил, что это кухонная стойка: Ада выбрала для нее зеленый мрамор, и в самом деле, между слоями упаковочной ткани мелькало что-то зеленое.
Привязав Зигги к столбу возле дома, я вошел вслед за рабочими внутрь. Командовал здесь Эван: под его «Легче, легче!», «Не так быстро!» и, наконец, «Вот теперь хорошо!» – мраморная стойка водворилась там, где ей предстояло остаться на много лет.
Я несколько дней здесь не был – и теперь, оглядываясь вокруг, удивлялся тому, как быстро меняется дом. Особенно после всех «тормозов» на прошлой неделе.
Полы уже почти готовы – их заканчивают настилать прямо сейчас. Оштукатуренные стены просохли, готовы к покраске и поклейке обоев. Кухонные шкафы нужного цвета будут здесь завтра, а встроенный гардероб уже в гостиной. Сводчатые потолки с дубовыми балками и участки оголенной кирпичной кладки на стенах придают дому какую-то особую атмосферу – сочетание первозданной простоты и уюта.
Но больше всего мне нравился камин. Сколько я себя помнил, он был обшит досками, но в прошлом году на чердаке я раскопал старую фотографию, на которой камин выглядел каменным. Увидев это фото, Ада сняла деревянные панели, хоть это и потребовало немало труда. Теперь величественный домашний очаг, с винтажными мраморными уголками и позолотой, восстановленный во всем своем первоначальном блеске, стал естественным центром гостиной.
В каждой детали – ощущение «еще немного, и закончим!», от которого у меня радостно сжималось сердце. Я гордился тем, как мы сумели преобразить этот дом, и еще больше – женщиной, без которой ничего бы не вышло. Она в самом деле гениальный дизайнер; все, что я вижу вокруг, – ее достижение, а я счастлив стать ступенькой к ее успеху.
Кстати, об этой женщине: сейчас она стояла в углу, с карандашом за каждым ухом и со стилусом во рту, и смотрела что-то у себя в айпаде.
Словно почувствовав мой взгляд, она подняла глаза. Увидела меня – и одарила тихой улыбкой, моей любимой. Ада так мне улыбается, как будто напоминает о секрете, известном только нам двоим.
Я подошел к ней не раздумывая, наклонился и поцеловал в висок. Она не возражала.
– Что ты тут так увлеченно разглядываешь? – спросил я.
Повернув айпад, она показала мне цифровую визуализацию комнаты, в которой мы стояли.
– Завтра начнем обшивать стены панелями, – объяснила она, указав на соседнюю комнату, где двое мужчин прикладывали к верхней части стены бело-голубые обои в цветочек; их оттенок пришелся мне очень по душе. – Не доверху, – продолжала она. – Пожалуй, нижние две трети. Что скажешь?
– Цвет будет такой же, как у этих обоев? – спросил я.
– Чуть потемнее, – ответила она. – Но ненамного.
– Да, две трети стены – самое то, – согласился я. – Стойка выглядит просто потрясающе! – добавил я, указав на мраморную махину. – Вообще все цвета здесь так подобраны, что получается очень… – я замешкался, подыскивая слово, – очень по-домашнему.
Ада улыбнулась.
– В этом-то и смысл, ковбой! Пойдем, покажу тебе спальни, – добавила она и направилась в заднюю часть дома. – Я решила придерживаться винтажной цветовой палитры, так что здесь много бирюзового – очевидное решение, несколько зеленых акцентов и несколько розовых, в честь нашей любимой плитки в ванной.
«НАШЕЙ любимой», – сказала она, и меня это очень порадовало!
Ада провела меня через все шесть спален, пока не обставленных, но в остальном законченных. Стены представляли собой смесь разных стилей: обои, краска, панели, кое-где участки обнаженной кирпичной кладки. В результате у каждой спальни было свое лицо, каждая выглядела уникальной – такими бывали в старину номера в мотелях; однако ни в одной не ощущалось стилевой мешанины или безвкусицы, все производили впечатление свежести и чистоты.
В самой большой спальне имелись «французские окна», выходящие во внутренний дворик. Его тоже привели в порядок; я знал, что ландшафтные работы стоят у нас в самом конце плана – но на дворик уже было приятно взглянуть.
Стеклянные двери обрамляли белые льняные шторы, на которых словно расцвел целый луг диких цветов. И не только диких: приглядевшись, я заметил розы.
– Откуда ты их взяла? – спросил я, указав на шторы. – Очень симпатичные!
У Ады порозовели щеки – такое с ней не часто случается.
– Мы сами их сделали. Эмми, Тедди, Кэм и я. Этим мы и занимались в тот вечер, помнишь, на девичнике. Дикие цветы – с полей на ранчо, а розы – с кустов вокруг Большого дома.
Розовые кусты моей матери?
– Они великолепны, – искренне сказал я, чувствуя, что теперь люблю эти шторы всем сердцем.
– Цветы, которые мы использовали в этой работе, я сохранила и засушила. Разложила по баночкам из эпоксидной смолы и хочу использовать для декора: насыпать в вазы, украсить ими свечи и так далее. Может выйти какой-то китч, но надеюсь на лучшее. И, кстати, о декоре: вот о чем хотела тебя спросить, – добавила она. – Есть ли какие-то особые предметы интерьера – картины, книги, безделушки и так далее, – которые ты хочешь разместить здесь? Частицы «Ребел блю», которым стоит дать новую жизнь на новом месте?
– Надо бы порыться на чердаке Большого дома, – заметил я. – Большая часть вещей отсюда в итоге оказалась там. Но… – Тут в горле встал ком, и мне пришлось остановиться.
– Но что? – мягко спросила Ада.
– Есть несколько вещей, которые я точно хочу сюда вернуть, – ответил я.
Ада кивнула и молча ждала продолжения.
– Мама писала картины. Прекрасные картины, серьезно. Сейчас все они сложены на чердаке. Слишком долго мы прятали их от света, и, думаю… – Я попытался проглотить комок в горле, но этот мелкий засранец все не желал уходить… – Думаю, она была бы счастлива узнать, что ее