«Это твой ребенок?»
Нет.
«Что для тебя имеет наибольшее значение сейчас? Расскажи что-то важное, что может объяснить возникновение симптомов в настоящей жизни? Нам нужно это понять. Ты можешь пережить все это в полной безопасности. Расскажи об этих событиях».
Она ответила очень тихим шепотом:
Все имеет значение… я вижу, как умирают люди.
«Люди умирают?»
Да… они не знают, что происходит.
«Болезнь?» — внезапно мне показалось, что она снова оказалась в той жизни в древние времена, куда она уже однажды попадала. В той жизни чума, которая передавалась через воду, унесла жизни отца Кэтрин и одного из ее братьев. Кэтрин также была больна, но не умерла. Люди использовали чеснок и другие растения, чтобы бороться с чумой. А Кэтрин была очень расстроена тем, что мертвецов не бальзамировали, как следует. Но сейчас мы смотрели на эти события под иным углом.
«Может, необходимо что-то сделать с водой?»
Скорее всего… Многие умирают.
Я уже знал, к чему мы придем в итоге:
«Но ты не умираешь. Во всяком случае, не от этой болезни».
Нет, я не умираю.
«Но ты заразилась. Ты больна».
Да, мне очень холодно… очень холодно… Мне нужна вода… вода. Они думают, что болезнь пришла из воды… и из чего-то черного… Кто-то умер.
«Кто умер?»
Отец. И один из братьев. С мамой все в порядке, она выздоравливает. Она очень слаба. Надо хоронить людей. Их надо хоронить, но все расстроены, потому что это противоречит религиозным обычаям.
«Каким обычаям?» — Я удивлялся последовательности ее воспоминаний, факт за фактом, все в точности так, как она говорила несколько месяцев назад. И снова это отступление от обычаев похорон очень расстраивало ее.
Людей кладут в пещеры. Тела хранятся в пещерах. Но перед этим тела должны быть приготовлены священниками. Их нужно обернуть и умастить благовониями. Тела хранились в пещерах, но землю затопило… говорят, что вода плохая. Ее нельзя пить.
«Есть ли какое-то лекарство от этой болезни? Что-нибудь помогает?»
Мы употребляем разные травяные отвары. И благовония. Травы и … мы вдыхаем благовония. Я чувствую их!
«Ты узнаешь запах?»
Что-то белое… Оно свисает с потолка.
«Похоже на чеснок?»
Оно повсюду развешено. Да, по свойствам похоже. Свойства… Мы кладем это растение в рот, вставляем в уши, нос, везде, где можем. Запах очень сильный. Считается, что это растение как бы запирает тело и препятствует проникновению в него злых духов. Лиловый… фрукт или что-то круглое с лиловой шкуркой, лиловой кожурой…
«Ты узнаешь, к какой культуре принадлежит данная страна? Не кажется ли она тебе знакомой?»
Не знаю.
«Это нечто лиловое — это фрукт или что-то вроде?»
Таннис.
«Он поможет тебе? Он лечит от болезни?»
В то время так считалось.
«Таннис, — повторил я, пытаясь понять, относится ли тот фрукт, о котором она говорит, к тому, что мы сейчас называет танином или таниновой кислотой. — Он так называется? Таннис?»
Я просто слышу, что говорят «таннис».
«Что в этой жизни такого важного для твоей нынешней жизни? Почему ты снова сюда возвращаешься? Что тебя так беспокоит?»
Религия[18]. Религия того времени. Это была религия страха… страха… мы боялись огромного количества вещей… и богов.
«Ты помнишь, как зовут этих богов?»
Я вижу глаза. И черную фигуру… что-то вроде… похоже на шакала. Это статуя. Он что-то типа стража. Вижу женщину, богиню, с чем-то вроде уздечки на голове.
«Ты знаешь имя богини?»
Озирис… Сайрус… что-то вроде того… Я вижу глаз… глаз, только глаз, глаз на цепочке. Золотой.
«Глаз?»
Да… кто такой Хатхор?
«Что?»
Хатхор! Кто это?
Я никогда не слышал о Хатхоре, хотя Озирис — если она правильно произнесла его имя, — брат верховной греческой богини Изиды, был мне известен. Хатхор, как я узнаю позже, была египетской богиней любви, веселья и радости.
«Это одно из божеств?» — спросил я.
Хатхор! Хатхор… ( Повисла долгая пауза) Птица… плоская… длинная… это феникс.
Она снова замолчала.
«Иди дальше по этой жизни, ко дню своей смерти, но немного раньше. Скажи, что ты видишь», — спросил я.
Она ответила тихим шепотом:
Я вижу людей и здания. И сандалии, сандалии. Вокруг много одежды, какой-то грубой одежды.
«Что происходит? Переходи к своей смерти. Что происходит? Ты видишь это?»
Я ничего не вижу… я не вижу себя больше.
«Где ты? Что ты видишь?»
Ничего… Вокруг тьма… Вижу свет, теплый свет. — Она уже умерла, уже перешла в состояние духа. Очевидно, она не переживала свою смерть снова.
«Ты можешь идти к свету?»
Я иду.
Она отдыхала, мирно и спокойно, и ждала.
«Можешь ли ты теперь подумать об уроках, полученных в этой жизни? Ты уже можешь осознать их?»
Нет.
Она продолжала ждать. Внезапно она встревожилась, хотя ее глаза оставались закрытыми, как и всегда, когда она была в гипнотическом трансе. Ее голова заметалась из стороны в сторону.
«Что ты сейчас видишь? Что происходит?»
Ее голос стал громче.
Я чувствую… кто-то говорит со мной!
«Что они говорят?»
Говорят о терпении. Нужно быть терпеливым…
«Да, продолжай!»
Ответил мне Учитель-Поэт.
Терпение и время… все приходит в свое время… жизнь нельзя ускорить, нельзя уместить ее в рамки графика, как многие пытаются. Мы должны принимать то, что дается нам в конкретное время, и не просить большего. Но жизнь бесконечна, и мы никогда не умираем; а на самом деле никогда и не рождаемся. Мы просто проходим через разные фазы. Им нет конца. Есть несколько измерений. Но время измеряется не так, как мы привыкли, а уроками жизни.
Снова длинная пауза. Затем Учитель-Поэт продолжил.
Тебе все станет ясно со временем. Но тебе нужна возможность передать знания, которые мы уже передали тебе, другим.
Кэтрин замолчала.
«Что еще я должен выучить?» — спросил я. Кэтрин прошептала в ответ.
Они ушли. Я больше никого не слышу.
Глава 9
С каждой неделей очередной пласт невротических симптомов Кэтрин исчезал. С каждой неделей она становилась все спокойнее, мягче и терпимее. Она выглядела уверенной, и люди потянулись к ней. Бриллиант ее истинной личности, чье сияние было скрыто глубоко внутри, сейчас сверкал так ярко, что не заметить это было невозможно.
Другие жизни Кэтрин охватывали промежуток времени в целом около миллиона лет. Каждый раз, когда она погружалась в транс, я гадал, в каком же времени она окажется в этот раз. От доисторического периода и Древнего Египта до современности — она могла оказаться везде. И все ее жизни были