Потом спустя несколько времени в один день, когда было зимнее время и был жестокий мороз, тогда говорили ему невестки, чтоб он сходил за водою. Но дурак, лежа на печи, сказал:
– Да, а вы-то что?
Невестки закричали на него:
– Как, дурак, мы-то что? Ведь ты видишь, какой мороз, что и мужчине в пору идти!
Но он говорил:
– Я ленюсь!
Невестки опять на него закричали:
– Как, ты ленишься? Ведь ты захочешь же есть, а когда не будет воды, то сварить ничего нельзя.
Притом сказали:
– Добро ж, мы скажем своим мужьям, когда они приедут, что хотя и купят они красный кафтан и всё, но чтоб тебе ничего не давали, – что слыша дурак и желая получить красный кафтан и шапку принуждён был идтить, слез с печи и начал обуваться и одеваться.
И как совсем оделся, взял с собою вёдра и топор, пошёл на реку, ибо их деревня была подле самой реки, и как пришёл на реку, то и начал прорубать прорубь, и прорубил чрезвычайно большую. Потом почерпнул в вёдра воды и поставил их на льду, а сам стоял подле проруби и смотрел в воду.
В то самое время увидел дурак, что плавала в той проруби пребольшая щука; а Емеля, сколько ни был глуп, однако ж пожелал ту щуку поймать, и для того стал он понемножку подходить; подошёл к ней близко, ухватил, вдруг её рукою, вытащил из воды и, положив за пазуху, хотел идти домой. Но щука говорила ему:
– Что ты, дурак! На что ты меня поймал?
– Как на что? – говорил он. – Я тебя отнесу домой и велю невесткам сварить.
– Нет, дурак, не носи ты меня домой; отпусти ты меня опять в воду; я тебя за то сделаю человеком богатым.
Но дурак ей не верил и хотел идти домой. Щука, видя, что дурак её не отпускает, говорила:
– Слушай, дурак, пусти ж ты меня в воду; я тебе сделаю то: чего ты ни пожелаешь, то всё по твоему желанию исполнится.
Дурак, слыша сие, весьма обрадовался, ибо он был чрезвычайно ленив, и думал сам себе: «Когда щука сделает так, что чего я ни пожелаю – всё будет готово, то я уже работать ничего не буду!» Говорил он щуке:
– Я тебя отпущу, только ты сделай то, что обещаешь! – на что отвечала щука:
– Ты прежде пусти меня в воду, а я обещание своё исполню.
Но дурак говорил ей, чтоб она прежде своё обещание исполнила, а потом он её отпустит. Щука, видя, что он не хочет её пускать в воду, говорила:
– Ежели ты желаешь, чтоб я тебе сказала, как сделать, чего ни пожелаешь, то надобно, чтобы ты теперь же сказал, чего хочешь.
Дурак говорил ей:
– Я хочу, чтоб мои вёдра с водою сами пошли на гору (ибо деревня та была на горе) и чтоб вода не расплескалась.
Щука тотчас ему говорила:
– Ничего, не расплещется! Только помни слова, которые я стану сказывать; вот в чём те слова состоят: по щучьему веленью, а по моему прошенью ступайте, вёдра, сами на гору!
Дурак после её говорил:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ступайте, вёдра, сами на гору! – и тотчас вёдра и с коромыслом пошли сами на гору.
Емеля, видя сие, весьма удивился; потом говорил щуке:
– Всё ли так будет?
На что щука отвечала, что «всё то будет, чего только пожелаешь; не забудь только те слова, которые я тебе сказывала». После того пустил он щуку в воду, а сам пошёл за ведрами. Соседи его, видя то, удивлялись и говорили меж собою:
– Что это дурак делает? Вёдра с водою идут сами, а он идёт за ними.
Но Емеля, не говоря ничего с ними, пришёл домой; вёдра взошли в избу и стали на лавку, а дурак влез на печь.
Потом спустя несколько времени говорили ему опять невестки:
– Емеля, что ты лежишь? Ты бы пошёл дров нарубил.
Но дурак говорил:
– Да, а вы-то что?
– Как мы что? – вскричали на него невестки. – Ведь теперь зима, и ежели ты не пойдёшь рубить дров, так тебе ж будет холодно.
– Я ленюсь! – говорил дурак.
– Как ленишься? – говорили ему невестки. – Ведь ты же озябнешь.
Притом они говорили:
– Ежели ты не пойдёшь рубить дров, так мы скажем своим мужьям, чтоб они тебе не давали ни красного кафтана, ни красной шапки, ни красных сапогов.
Дурак, желая получить красный кафтан, шапку и сапоги, принуждён был нарубить дров; но как он был чрезвычайно ленив и не хотелось ему слезть с печи, то говорил потихоньку, на печи лежа, сии слова:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ну-ка, топор, поди наруби дров, а вы, дрова, сами в избу идите и в печь кладитесь.
Топор откуда ни взялся – выскочил на двор и начал рубить; а дрова сами в избу шли и в печь клались, что видя, его невестки весьма удивились Емельяновой хитрости. И так каждый день, когда только дураку велят нарубить дров, то топор и нарубит.
И жил он с невестками несколько времени, потом невестки говорили ему:
– Емеля, таперича нету дров у нас; съезди в лес и наруби.
Дурак им говорил:
– Да, а вы-то что?
– Как мы что? – отвечали невестки. – Ведь лес далече, и теперь зима, так холодно ехать нам в лес за дровами.
Но дурак им говорил:
– Я ленюсь!
– Как, ленишься? – говорили ему невестки. – Ведь тебе же будет холодно; а ежели ты не пойдёшь, то когда приедут твои братья, а наши мужья, то мы не велим им ничего тебе давать: ни кафтана красного, ни шапки красной, ни сапог красных.
Дурак, желая получить красный кафтан, красную шапку и красные сапоги, принуждён был ехать в лес за дровами и, встав, слез с печи и начал скорее обуваться и одеваться.
И как совсем оделся, то вышел на двор и вытащил из-под навесу сани, взял с собою верёвку и топор, сел в сани и говорил своим невесткам отворить ворота. Невестки, видя, что он едет в санях, да без лошади, ибо дурак лошади не запрягал, говорили ему:
– Что ты, Емеля, сел в сани, а лошадь не запряг?
Но он говорил, что лошади ему не надо, а только чтоб отворили ему ворота. Невестки отворили ворота, а дурак, сидя в санях, говорил:
– По щучьему веленью, а по моему прошенью ну-тка, сани, ступайте в лес!
После сих