Ханна бросила на него растерянный взгляд.
– Ну, я… Я не подумала…
– Тогда возможно, теперь самое время. Джону нужно знать, в каком направлении ехать.
– Я знаю только одно, что нужно делать. Я где-нибудь найду таверну и куплю ее. – Ханна криво усмехнулась. – Это и еще управление плантацией есть все, чему я сумела научиться. И уверена, что плантация теперь мне не по карману. – Она внимательно посмотрела на Андре: – Андре, какой вы знаете городок, где есть таверны? Что-нибудь подальше от Уильямсбурга.
Андре минуту размышлял, потом пожал плечами.
– Вроде бы Бостон, так я слышал. Бостон, Массачусетс. И естественно, они достаточно далеко.
– Значит, Бостон. – Ханна повернулась к Джону: – Джон, на большой дороге поворачивай на север.
Андре помог ей сесть в экипаж. Джон негромко цокнул языком лошадям, и экипаж тронулся.
Она уезжала из «Малверна» и, по всей видимости, больше никогда его не увидит.
Когда выехали на большую дорогу, Ханна в последний раз оглянулась на поместье. Хозяйский дом был залит мягким утренним светом. Она смотрела, пока он навечно не отпечатался у нее в памяти, усилием воли сдерживая слезы.
Потом решительно повернула голову вперед и больше не оглядывалась.
Сайлас Квинт выждал два дня после убийства раба, после чего снова предпринял вылазку в «Малверн». Выжидая, Квинт осторожничал, но поскольку шума не было, он решил, что находится вне подозрений.
Он по-прежнему ездил на убогой лошади, но остаток выданных ему Ханной двадцати фунтов потратил на новую одежду. Он упорно рассчитывал получить с нее сегодня столько, сколько хватило бы на приличную лошадь.
Квинт смело подъехал прямо к коновязи, спешился и привязал лошадь. Дорогой он заметил, что на плантации как-то непривычно тихо, но не обратил на это особого внимания, занятый мыслями о предстоящей встрече с Ханной.
На мгновение задержавшись у двери, Квинт разглаживал рукава своего нового ярко-красного камзола. На нем были бархатные бриджи, новые белые чулки и башмаки с медными пряжками. Квинт никогда в жизни не тратил так много денег на одежду, и сейчас бы тоже поскупился, разве что сегодня рассчитывал уехать отсюда с доверху набитыми карманами.
Он надеялся, что ее светлость оценит изящный костюм, на который ушли ее денежки. Квинт расправил плечи, нацепил на лицо надменную улыбку и с хозяйским видом постучал в дверь. Он был уверен, что услышал внутри топот ног, но дверь не открылась. Он снова постучал. Опять ответа не последовало. Квинт сначала подумал, не открыть ли дверь и смело войти в дом, но тут может показаться, что он заходит слишком далеко.
Постучал в третий раз. Когда дверь и на этот раз не открылась, он выругался себе под нос и отправился в обход дома. Не успел он дойти до угла здания, как оттуда появился темнокожий и двинулся ему навстречу.
Темнокожий спокойно встретил его взгляд – в его глазах читалась плохо скрытая враждебность.
– Я тут приехал с визитом к Ханне Вернер, – надменно произнес Квинт.
– Хозяйки нет дома. Она уехала.
– Уехала? Куда? В Уильямсбург?
– Уехала далеко и навсегда. А куда, мне не сказала.
Квинт с отвисшей челюстью уставился на темнокожего.
– Уехала навсегда! Я тебе не верю! Ты врешь! Эта сучка сказала тебе, чтобы ты мне врал. Но это у тебя не пройдет, я знаю, что она здесь!
– Миссис Вернер не говорила Генри врать. Она уехала в экипаже перед рассветом два дня назад.
У Квинта голова пошла кругом. Он был так ошарашен, что пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.
– А с чего это я должен на слово верить рабу?
– Я не раб. Я свободный человек. Меня зовут Генри. – Генри гордо приосанился. – Хозяйка оставила меня присматривать за «Малверном», пока не вернется масса Майкл. Теперь иди, Сайлас Квинт. Тебе в «Малверне» не рады.
Генри развернулся, дошел до угла здания и скрылся из виду.
В ярости и отчаянии Сайлас Квинт стал колотить кулаками по стене, пока на них не выступила кровь. Грязно выругавшись, он развернулся и заковылял, как пьяный, к своей лошаденке. Он бы сейчас все отдал за глоток рома, но вот в карманах – ни гроша!
Что ему дальше делать?
Будущее выглядело так прекрасно, а теперь ему так плохо, что хуже некуда. Если эта сучка уехала навсегда, он никогда не получит ему причитающееся!
Квинт залез на лошадь и дал ей идти, как она захочет, не подгоняя. Он ехал, повесив голову и погруженный в невеселые мысли.
Когда лошадь миновала ворота, Квинт оглянулся на хозяйский дом. И тут его осенило.
Железная шкатулка! Откуда она доставала двадцать фунтов! Там должны быть деньги, оставленные этому черномазому на управление плантацией.
Квинт решился. Сегодня ночью он проберется в дом и стащит шкатулку с деньгами. Нет, не стащит! А по праву возьмет все ему причитающееся!
Он ехал в сторону Уильямсбурга, пока не исчез из поля зрения людей, которые могли наблюдать за ним из хозяйского дома. У дороги Квинт заметил небольшую рощицу. Он повернул туда лошадь и спешился.
Потом Квинт сел на землю, прислонившись спиной к дереву. Ждать придется долго, пока как следует не стемнеет и пока все не улягутся спать. Эх, вот если бы у него была бутылка рома, чтобы не скучать…
Он стал мечтать обо всех бутылках рома, которые купит, когда завладеет железной шкатулкой.
Глава 20
Новый Орлеан 1719 года напоминал Майклу Вернеру крикливого ребенка, рожденного от соития каторжника и шлюхи.
Это и впрямь было недалеко от истины. Основанный годом раньше, Новый Орлеан насчитывал несколько тысяч жителей, в большинстве своем высланных из Франции в Новый Свет преступников и женщин легкого поведения для их ублажения.
Это был неустроенный примитивный городок, его узкие улицы провоняли фекалиями человеческими и животными. Его одолевали полчища всевозможных насекомых и периодически затопляли воды протекающей поблизости реки Миссисипи. В Уильямсбурге Майкл прочитал во французской газете восторженную заметку некоего отца Дюваля, где он утверждал, что Новый Орлеан «очаровательное место с постоянно растущим населением… застроенное простыми, но удобными домами… в окружности он без малого пять километров… окрестности его богаты золотом, серебром, медью и свинцом…»
Этот соблазнительный рассказ о красотах Нового Орлеана и богатствах, которые там можно обрести, и привлек туда Майкла. Он не знал, откуда святой отец добыл сведения о богатствах, поскольку таковых не наблюдалось. Ни рудников, ни шахт также не было видно.
А жара… Майкл привык к жаркому лету в Вирджинии, однако никогда до этого не испытывал на себе, что